Ученики, справившись с работой, как ни в чем не бывало вернулись к своим обязанностям.
— Что такое ты мне показал? — с изумлением спросила я, кивая на хитроумную технику.
— Я считаю, что работа должна ходить к мастеру, а не наоборот. Теперь я на ночь могу убирать свои полотна под надежный замок.
Я принялась расхаживать среди мольбертов, приподнимая накидки, чтобы подсмотреть сюжеты картин. Одна казалась мне чуднее другой: женский портрет в профиль — Беатриче д’Эсте, по словам Леонардо; Лодовико в сумасбродном облачении, чем-то напоминающий растолстевшую лесную нимфу; целитель в строгих темных одеждах; Мадонна с хрупким цветком в вазе, к которому с любопытством тянулся младенец Христос. В каждом из этих полотен явственно отразился неповторимый гений моего сына.
— Мне хотелось бы, чтобы ты тоже позировала мне, — тихо произнес Леонардо. — Но только без мужской одежды и обвязок.
— Зачем тебе рисовать старуху? — позабавило меня его предложение.
— Когда я гляжу на тебя, то вижу прежней, — признался Леонардо, — такой, какой помню тебя в его возрасте.
Он взглядом указал на Салаи, который на другом конце залы толок в ступке медный купорос, орудуя пестиком с таким ожесточением, что вокруг него клубилось синеватое облачко, оседая на лице и одежде. Леонардо с нежностью перевел на меня взгляд и шепнул:
— Madonna mia…[42]
— Может быть, когда-нибудь… — отчего-то засмущалась я. — У нас пока столько несделанных дел и забот…
— Лоренцо очень болен, да?
— Да. Но он полон сил — непонятно, откуда они берутся. Пока Флоренции что-то угрожает, ее защитник не намерен умирать.
Тут к нам, путаясь в собственных ногах, подлетел Салаи и, уставив на отца синее от купоросной пыли личико, заявил:
— Я пошел гулять с друзьями!
— Ты не до конца перетер лазурную краску, — возразил Леонардо. — Пусть Алессио за меня трет! — надув губы, нахально ответил Салаи.
Их взгляды встретились. В глазах Салаи плясали чертенята, суля в будущем не меньшие неприятности, чем в настоящем.
— Доделаешь, когда вернешься.
Тщетными попытками напускать на себя суровость Леонардо прикрывал непростительное снисхождение к сыну.
Дождавшись все же, пока маэстро кивком отпустит его, Салаи с облегчением развернулся и уже рванулся с места, но его остановил гневный окрик учителя. Леонардо кивком указал на меня. Мальчик вернулся и равнодушно чмокнул меня в щеку. Затем, схватив шапочку с пером и потуже затянув завязки колета, был таков.
— Не малютка, а изверг, — сказал Леонардо, снимая накидку с неоконченной Мадонны с младенцем.
— Раз ты ему позволяешь… — мягко, без укоризны ответила я.