— Это излишне: ко мне приехали давние друзья.
Слуга удалился, прикрыв за собой дверь, и в тот же момент с хозяйкой особняка произошла удивительная перемена. Ее лицо смягчилось, она сердечно улыбнулась нам и обняла Леонардо, затем опустилась на колени перед Лоренцо и пылко прижала к губам его распухшую в суставах руку.
Встав, она вымолвила: «Пойдемте со мной», и отворила дверь, ведущую в прекрасный сад. Пока мы не удалились от особняка на почтительное расстояние, Бьянка говорила с нами очень тихо, но потом ее звонкий голос исполнился горячности.
— Я так рада, что вы приехали! — воскликнула она. — Какие кошмарные вести приходят из Флоренции!
— Значит, вы правильно поняли все, что я вам написал, — утвердительно произнес Лоренцо.
— Ах, конечно! То, что не было в вашем письме зашифровано, вы изложили по-гречески, а этот язык в нашем доме понимает кроме меня лишь один человек — мой учитель. И за него, к слову, я должна благодарить тоже вас, Лоренцо. Если бы не влияние Медичи на Сфорца, не их страсть к классической культуре, — пояснила она нам с Леонардо, — никогда не заполучить бы мне в наставники грека…
Она не договорила, поскольку мы подошли к небольшому строению, скрытому от взоров древними раскидистыми деревьями. Отыскав среди складок юбки цепочку, Бьянка сняла с нее ключ и отомкнула входную дверь. Мы проникли в сумрачный зал, и наша провожатая тут же гулко захлопнула за нами массивную сворку.
— …и не сделаться приверженкой Платона, — закончила Бьянка.
Под сводами ей вновь отозвалось жутковатое эхо. Герцогиня с выверенной ловкостью сняла со стены факел и подошла к каменной чаше, в которой плавал в масле тлеющий фитилек. Когда факел как следует разгорелся, мы убедились, что в помещении не было иной обстановки, кроме турецкого ковра на полу.
— Маэстро, — обратилась Бьянка к Леонардо, — не отогнете ли вы вон тот край?
Он подчинился, и мы увидели в каменном полу под ковром крышку подвальной двери с вделанным в нее металлическим кольцом. Высоко подобрав юбки, Бьянка первая начала спускаться по осыпающимся ступеням, зажигая по пути настенные факелы, так что склеп, представавший нам из темноты, не казался столь зловещим.
— Скоро я стану женой Максимилиана, — говорила Бьянка, зажигая все новые факелы, — и императрицей Священной Римской империи.
Мы меж тем достигли подножия лестницы.
— Не напиши вы мне тогда, не окажись теперь в Милане, — обернувшись к нам, произнесла искренне герцогиня, — потом я, без сомнения, была бы бессильна помочь вам. Я понятия не имею, какое мнение у моего супруга на сей счет.