– Нет. Мы же с тобой не трусы, мелкая, чтобы от реальности бегать. Что было – то было. Притворяться не станем. А вот дальше жить попробуем.
И они попробовали. Да так, что через неделю снова жизни друг без друга не представляли. Многое вернулось – как раньше Лёка влетала по утрам в двести тридцать четвертую и орала: «подъем!». Как раньше они уходили вечерами на пляж и мечтали наперебой о новой – будущей – жизни. Как раньше Женька то и дело находила в самых неожиданных местах конфеты, записки и маленькие рисунки. Да, многое было как раньше, но многое и осталось в прошлом – они больше не гуляли в обнимку, и по-прежнему избегали любых прикосновений друг к другу. Канули в лету и совместный сон, и валяния на кровати, и шутливые бои подушками. Они словно определили безопасное расстояние друг между другом, и старательно его соблюдали. Не подходить, не прикасаться, и – и это было самое трудное – не задавать вопросов.
Однажды Женька не выдержала. В Таганрог неизбежно приближалась осень, и оставалось всего несколько недель счастливого одиночества, после которых общага снова наполнится шумом и гамом студентов, начнутся пары, и всё опять станет по-другому.
В этот день они вернулись из Ростова – уставшие, нагулявшиеся и полные впечатлений. Сил не было даже на то, чтобы согреть чаю – ввалившись в комнату, одновременно дернулись к кровати, испугались и отпрыгнули в разные стороны. И вот тогда Женька спросила:
– Чудовище, ты что, меня боишься?
Лёка вздрогнула, заметалась, отвела глаза, и Женька поняла: точно. Боится. Да еще как боится – вон руки аж задрожали.
– Чего ты боишься? – Спросила она иначе. – Давай поговорим?
– Мелкая, сейчас не время, – умница, быстро взяла себя в руки, присела на Ксюхину кровать и улыбнулась. Только осанка выдавала напряжение. – Давай в другой раз поговорим, а сейчас просто отдохнем? Мой язык устал за сегодня, еще одного раунда он не выдержит.
И вспыхнула, осознав, ЧТО сказала.
Женька сглотнула. Ей тоже стало страшно – запретное, темное и жуткое вдруг вылезло наружу, более того – она сама его вытащила. Но раз начала – надо идти до конца. И она пошла: села рядом, и, затаив дыхание, взяла Лёку за руку.
– Видишь, ничего страшного. Я по-прежнему твой друг.
Рука была холодная и вялая. Мелко подрагивала.
– Мелкая, ты уверена, что хочешь об этом разговаривать?
Женька пожала плечами, но руку не выпустила.
– Рано или поздно всё равно придется, – сказала она, замирая сердцем, – ты же понимаешь. Невозможно жить постоянно в напряжении. Ты мой друг, чудовище, и я тебя люблю, и не хочу, чтобы от каждого прикосновения мы отпрыгивали друг от друга как прокаженные.