— Ты думаешь, мы сядем автоматически? — спросила Алиса. — А что, если мы начнем кружить над тем местом?
— Если это случится, тогда и будем думать, — промычал Папаша, выскребывая подбородок. — А до тех пор нечего беспокоиться. Там, в мешке, еще осталась пара бутылок кофе. Свой я уже выпил.
Я не вмешивался в их болтовню, потому что две зеленые точки и первая реплика Алисы напомнили мне гораздо более глубокую причину, по которой мои нервы были натянуты, как струна. И жизнерадостность Папаши была здесь не при чем. Ночь с ее колдовским очарованием, с ощущением, что можно проговорить целую вечность, ушла, и наступил безжалостно трезвый день, побуждающий к действию. Не так уж трудно изменить свой взгляд на жизнь, когда летишь, пусть даже болтаешься в воздухе, а рядом понимающие тебя друзья, но вскоре, я знал, я окажусь в пыли, рядом с тем, на что не хотел бы смотреть снова.
— Кофе, Рэй?
— Да, пожалуй. — Я взял у Алисы бутылку, и мне стало интересно, таким ли угрюмым, как у нее, было мое собственное лицо.
— Они не должны солить масло, — заявил Папаша. — Невозможно бриться.
— «Масло было самое свежее», — процитировала Алиса.
— Угу, — подхватил я. — Мартовский Заяц, который смазал часы болванщика сливочным маслом.
Может, и правду говорят, что чахоточный юмор лучше, чем полное его отсутствие. Не знаю.
— О чем это вы бормочете? — требовательно вопросил Папаша.
— Вспомнили книжку, которую оба когда-то читали, — ответил я.
— Никто из вас случайно не пописывает? — спросил Папаша с неожиданным интересом. — Некоторые из наших ребят думают, что о нас нужно написать книгу. Я считаю, пока преждевременно, но они утверждают, что мы можем повымирать или случится еще что-нибудь. Эй, Дженни! Полегче! Мягче, прошу тебя!
Эта последняя реплика относилась к самолету, который решительно повернул налево. Мне стало тошно и неуютно. Вот оно. Папаша засунул нож в ножны и окончательно вытер лицо. Алиса прикрепила ранец к поясу, я потянулся за своим вещмешком и невидящим взором уставился в обзорный иллюминатор.
Туман слегка посветлел. Я вспомнил огни святого Эльма над разрушенным заводом.
— Папаша, — я сказал или, вернее, проскулил, — для чего этому ублюдку было приземляться именно здесь? Он спешил с грузом в Атла-Хай, какого черта он прервал свой полет?
— Это просто, — сказал Папаша. — Он был плохим мальчиком. Так, по крайней мере, я думаю. Ему следовало прямым ходом идти на Атла-Хай, но был кто-то, кого он хотел навестить перед тем. Он остановился здесь, чтобы увидеться со своей подружкой. Да, со своей девушкой. Она пыталась его предупредить — так я объясняю ту вспышку электричества, которая вырвалась наружу из развалин завода и помешала его посадке, хотя девушка, конечно, не этого хотела. Кстати, что бы она там ни включила, предупреждая его, эта штуковина так до сих пор и остается включенной. Однако Грэйл не внял предупреждению.