Ночь волка (Лейбер) - страница 53

Это, возможно, странно, возможно, принимая во внимание, как я переживаю из-за своей лысины, но я не смущался из-за отсутствия волос на груди и даже с гордостью демонстрировал замещающие их косые радиационные шрамы, хоть они представляли собой келоиды[16] самого безобразного вида. Для меня наши шрамы были племенными знаками отличия — знаками племен, состоявших, конечно, из одного мужчины и одной женщины. Нет сомнений, именно шрам на лбу девушки вызвал во мне первый прилив желания, и он все прибавлял мне интересу.

К этому времени мы уже не были так безусловно настороженны и не осматривали одежду друг друга в поисках спрятанного оружия так тщательно, как должны были, — я, во всяком случае. Быстро темнело, оставалось мало времени, и другой интерес становился преобладающим.

Мы все еще по инерции внимательно следили за тем, как действуем. Например, то, как мы снимали штаны, походило на балет — слегка подпрыгивая на левой ноге и одним движением высвобождая правую, мы были полностью готовы прыгнуть, не споткнувшись, если соперник сделает что-нибудь непредвиденное. Левая штанина снималась таким же быстрым движением.

Однако, как я уже сказал, становилось слишком поздно для того, чтобы сохранять настороженность, абсолютную настороженность, во всяком случае. Ситуация менялась очень быстро. Возможность причинить смерть или принять ее — наравне с шансом впасть в меньший грех, каннибализм, который кое-кто из нас практикует, — такая возможность внезапно пропала, полностью пропала. Похоже, на этот раз все будет в порядке, сказал я себе. На этот раз все будет иначе, на этот раз будет достаточно любви, на этот раз вожделение станет надежным фундаментом для взаимопонимания и доверия, на этот раз у нас будет действительно безопасная ночевка. Тело девушки станет мне домом, прекрасным, нежным, неистощимо восхитительным домом, а мое — станет домом для нее, навеки.

Когда она сбросила рубашку, последний темно-красный луч света осветил еще один гладкий косой шрам, этот — вокруг ее бедер, как узкий поясок, который слегка соскользнул с одной стороны.

II

Убийство гнусно по себе, но это
Гнуснее всех и всех бесчеловечней.
Уильям Шекспир, «Гамлет»

Когда я проснулся, дневной свет почти достиг своего максимального янтарного оттенка, и рядом с собой я не почувствовал тела, только одеяло внизу. Очень медленно я перевернулся на другой бок и обнаружил ее сидящей на краешке одеяла в двух футах от меня. Она расчесывала свои длинные черные волосы большой редкозубой расческой, вкрученной в накладку из кожи и металла на ее запястье.