Леди Линн Макрой, старшая и единственная дочь Данслаффа Макроя, была прекрасна как ангел и опасна как дьявол. На шумном пиру в Гленку она сидела рядом с отцом, гордая, независимая, готовая дать отпор любому наглецу, красивая, как сто тысяч женщин. Темно-рыжие волосы сплетались в тугие кудри, опускались на гибкую прямую спину и терялись в складках бархатного платья, в продолговатых темных глазах горел огонь… Уже потом Йен узнал, что глаза у леди Линн темно-карие, с вкраплениями зеленого и желтого, и когда она смеется своим жестоким, жалящим смехом, они становятся изумрудными…
Йен-англичанин влюбился с первого взгляда. Не он один — многие в пиршественном зале Гленку не могли оторвать глаз от обольстительной дочери хозяина. Но она не замечала никого, никому не отдавала предпочтения: и знатный лорд, и простой воин, и бедный художник могли похвастать разве что единственным равнодушным взглядом, случайно брошенным красавицей поверх голов.
Как непохожа была леди Линн на остальных женщин! Откуда взялась у грубого неповоротливого Данслаффа такая дочь? Возможно, леди Макрой могла бы приподнять завесу тайны, но вот уже десять лет как супруга Данслаффа покоилась в семейном склепе, и оставалось только гадать, от кого унаследовала Линн свою яркую красоту.
Данслафф Макрой захотел получить портрет дочери, и Йену предложили задержаться в Гленку. Знал он, чувствовал, что нужно бежать как можно быстрее из замка, где правит рыжеволосая красавица, но уже тогда не смог противостоять влечению сердца. Что же говорить теперь, когда за восемь дней леди Линн полностью покорила его, превратила в своего раба, готового за секундное блаженство продать душу дьяволу…
— Зачем ты рисуешь меня на полу? — звонко рассмеялась леди Линн. — Думаешь, отцу понравится твой рисунок? Разве ты забыл, что он хочет иметь мой портрет?
Йен поник. Как можно забыть такое? С каким рвением взялся он за портрет шотландки! Руки дрожали от желания перенести ее неземную красоту на холст. Йен знал, что потом, даже не имея леди Линн перед глазами, он сможет по памяти восстановить ее портрет для себя, чтобы любоваться им в любое время дня и ночи.
Но впервые в жизни Йен ощущал собственное бессилие перед холстом и красками. Линн сидела у окна в темно-синем платье, которое как нельзя лучше оттеняло ее светло-молочную кожу и распущенные рыжие волосы. Она сама выбрала платье, прическу, позу, да и кто посмел бы хоть в чем-либо указывать Линн Макрой! Она смотрела на Йена, чуть склонив голову на бок, и кроме пары неуверенных мазков он ничего не сумел сделать в первый день. Линн завораживала его, лишала его руки волшебной силы, заставляла забыть о том, кто он и где он… Йен приказывал себе и не подчинялся, брался за кисть и бросал ее снова… Данслафф с позором прогонит меня, судорожно билась в голове одна-единственная мысль, и я больше никогда не увижу ее…