– Мы не можем уйти, – спокойно и строго сказал Торин, глядя прямо в глаза кхандцу. – Мы не можем уйти. Ты – как хочешь. Уходи, если честь твоя позволяет это.
Рагнур вскочил, глаза его налились кровью, рука до половины вытянула саблю из ножен.
Маленький Гном тотчас же оказался напротив него – меч и кинжал наготове.
– Стойте, да стойте же! – Фолко кинулся разнимать гнома и человека, готовых вот-вот вцепиться друг другу в глотку. – Совсем обезумели! Рагнур! Малыш! Торин! Забыли, с чем дело имеем?!
– А что он… – разом выпалили кхандец и Строри.
– Каждый сказал, что думал, – строго проговорил Фолко. – Не судить же друг друга. Каждый выбирает свою дорогу. Нам будет очень не хватать тебя, Рагнур, но если ты так решил – иди. Мы останемся здесь и либо погибнем, выручая Эовин, либо спасем её. Возвращаться без неё для нас – хуже смерти. Вот и всё, и незачем драться… – закончил он устало.
Торин угрюмо кивнул. Малыш спрятал клинки. Чуть помедлив, кхандец тоже убрал руку с эфеса. Несколько мгновений все молчали.
– Это безумие… – прорычал наконец Рагнур. – Безумие, но… А, всё равно! Остаюсь! – И тотчас же, словно и не было ничего: – А всё-таки, как вы намерены искать пропавшую?
Фолко, Торин и Малыш разом тяжело вздохнули. Ответить на это никто не мог.
АВГУСТ, 4, ТРИДЦАТЬ ЛИГ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ, ЛАГЕРЬ РАБОВ
Не так уж просто спрятать нового раба, если каждое утро и каждый вечер – обязательные переклички. Да ещё если все вокруг – в цепях, а новичок – нет. К тому же – единственная золотоволосая девушка во всём громадном невольничьем караване.
– Роханка! – взвизгнула какая-то молодая пленница – из племени хеггов, судя по вытянутому лицу, заострённому подбородку и чуть раскосым глазам.
– Роханка! – подхватили сразу несколько голосов. И по рядам сотни Серого (в которой на самом деле, считая женщин, было почти двадцать десятков невольников) прокатился глухой ропот: «роханка…», «роханка…», «тварь…». Вокруг Эовин мгновенно образовалось пустое пространство. Женщины яростно шипели; мужчины косились ненавидяще.
Эовин затравленно огляделась. Её словно бы захватила чужая злая Сила – как только девушка очутилась среди рабов. Она толком даже не понимала, что заставило её тогда сделать роковой шаг из зарослей навстречу Серому. Казалось – останься она там, в кустах, то сумела бы и уйти от погони, и отыскать спутников… А теперь тащится здесь, среди толпы вчерашних врагов, среди тех, кто люто ненавидит её победоносную родину, разливы степей зелёного Рохана и гордый, вечный бег белого коня на её стягах… Эовин чувствовала, что лишь сабля, с которой она так и не рассталась – только упрятала глубоко в лохмотья, коими в изобилии снабдил её Серый, – лишь сабля удерживает остальных невольников от того, чтобы немедленно не наброситься на неё – раз уж сотник не дозволяет выдать её охране…