Всласть натешившись, волны швырнули на береговой песок бесчувственное человеческое тело. Слугам Ульмо быстро наскучила скверная игрушка, бросившая даже и бороться за жизнь. Пока она билась, дёргалась, извивалась, отчаянно пытаясь вырваться из зеленоватой пучины наверх, к живительному свету и аэру, – они с удовольствием забавлялись ею, опрокидывая в последний момент, когда несчастному уже казалось, что он вот-вот сможет глотнуть воздуха. Волны внезапно и коварно обрушивались с разных сторон, загоняя тонущего в глубину, погребая его под своими прозрачно-голубыми телами. Он избавился от тянущей ко дну одежды и сапог, но всё напрасно. Его неумолимо затягивало всё глубже.
Тонущий сопротивлялся до последнего. Однако с каждым мигом силы таяли, и вот наконец руки бессильно повисли, голова запрокинулась – человек оказался в полной власти бессердечных волн. Они забавлялись с утопленником ещё некоторое время, но, видя, что он вот-вот пойдёт ко дну, мгновенно оставили его в покое, устремившись на поиски новой игрушки. И тут внизу, в тёмной и холодной глубине моря, где-то в мрачных придонных впадинах, куда редко заглядывает сам Оссе, внезапно родилось некое движение: вверх устремилась размытая тёмная тень, не имевшая чётких очертаний. Волны в ужасе шарахнулись от неё, поспешно уступая дорогу. Тень на миг замерла прямо под идущим вниз телом несчастного – и тотчас же растворилась, исчезла, словно её тут никогда и не было. Однако появление её не осталось без последствий. Раскинув руки, тело начало медленно подниматься из глубины вод. И едва на поверхности появилось бледное, уже заострившееся, словно в посмертии, лицо, как с запада примчал ещё один, новый вал, легко подхвативший ничтожную капельку живой плоти, что оскверняла свободную стихию моря, и брезгливо, точно мусорщик падаль, погнал к берегу. Швырнул в нерастраченной злобе на песок – и отступил, весь в белой пенной крови.
Некоторое время тело оставалось недвижным. Потом с хриплым выдохом-проклятием спасшийся приподнялся на локтях – изо рта тотчас хлынула вода. Застонав, он вновь рухнул; однако миг спустя поднял голову, словно встревожившись. И верно – с запада, поднимаясь всё выше и выше, катилась исполинская зеленоватая волна, которую издали можно было принять за облачённого в доспех воина, с пенным плюмажем на шлеме.
Взор человека вспыхнул. Судорожным рывком он вскочил на ноги, нелепым подпрыгивающим бегом устремившись прочь от ненавистного моря. Перевалил за гребень песчаной дюны и рухнул, скатившись в неглубокую, поросшую мягкой травой впадину.