42-я улица за окном пиццерии, мчащиеся автомобили отошли на задний план. Перед глазами мощенный булыжником переулок с домами, обожженными солнцем, фигуры женщин в строгих черных платьях, шествующих медленной и величественной походкой.
Песня затихла — буря аплодисментов взорвала хрупкую тишину, заполненную воспоминаниями.
— Пришло время попрощаться, друзья, — объявил Калоджеро, — меня ждет работа. — Он встал и осторожно положил гитару.
— Даже сегодня, в день первого причастия твоих детей? — упрекнула его мать.
— Работа есть работа, — возразил он мягко, но категорически. Нэнси подошла к отцу и с благодарностью обняла.
— Еще не разрезали торт, — пыталась она удержать отца.
— Работой нельзя пренебрегать, великая женщина, — ответил он дочери. — Начало смены, я не могу опаздывать. Понимаешь?
Нэнси понимала и даже знала, что отец очень держится за свою работу. Она вздохнула и перестала настаивать. Работой отца она очень гордилась и знала, многие ему завидуют. Она видела его на посту у входа в один из самых известных отелей города — «Плаза». Высокий и элегантный в своей ливрее, он казался ей не швейцаром, а генералом. Калоджеро находил, что в ливрее есть нечто карнавальное, но обязанности свои выполнял безукоризненно и с достоинством, этому способствовали внешность Калоджеро и впитавшаяся в кровь почтительность. На Сицилии «благослови Бог вашу милость» произносят на каждом шагу, а «целую руки вашей милости» — разменная монета, за которую получают благосклонный взгляд или наглую гримасу. Это и было полезной подготовкой к его теперешней работе, неотъемлемой частью которой была вежливая почтительность и даже умение угождать.
Перед тем как стать швейцаром, Калоджеро работал в порту. Изнурительный, но хорошо оплачиваемый труд, место он получил по протекции Тони Кроче, который умел нажимать на нужные кнопки. Но произошел несчастный случай, в результате — двойной перелом правой ноги. С тех пор Калоджеро пришлось подыскивать более легкую работу.
Предприимчивый кузен жены помог и на этот раз. Он нашел это место в «Плазе», где требовался сильный человек с красивой внешностью и хорошими манерами.
Когда Нэнси видела своего отца в ливрее, значительного, точно генерал, на ступеньках шикарного отеля, он казался ей величественным воином на страже неприступной крепости. В представлении Нэнси Калоджеро с галунами на ливрее у входа в «Плазу» был всевластен, как божество.
— Можно я приду к отелю и принесу тебе кусок торта? — спросила она, когда отец прощался с друзьями.
— Да, если тебя проводит Сэл и никто не заметит вашего отсутствия, — согласился отец.