- Ты уезжаешь?
- На два дня. С друзьями на рыбалку.
- А как же твоя фирма? Сам говорил, что дел невпроворот…
- А, пусть горит синим пламенем. - И он положил трубку.
Известие о смерти Ивана пришло через два дня. Узнав о несчастном случае на рыбалке, Алина воскликнула: «Так не бывает!» И в самом деле, ведь только что умер муж, и вот не стало любовника.
Что случилось, никто толком не мог рассказать. Был сильный туман, и пустая лодка Ивана пришвартовалась к берегу. Друзья-рыболовы не увидели в том большой трагедии. Озерко мелкое, капелюшечное. Иван, будучи прекрасным пловцом, не раз переплывал его от берега до берега. И только на другой день, уже серьезно обеспокоенные исчезновением друга, организовали поиск, вызвали милицию и водолазов. Версия насильственной смерти не подтвердилась, хотя кто-то вспомнил, что в то злополучное утро Иван был не один. В его лодке сидел незнакомец, мужчина средних лет. И что самое удивительное, мужчина был в смокинге. Свидетеля подняли на смех. Виданное ли дело, рыбак в смокинге! Перепил малость дядечка! Вот и мерещится разная ерунда!
Во всяком случае, трупа незнакомца на дне озера не оказалось. А еще через неделю на имя Алины пришла бандероль.
Из записок господина Д.
Мать привязала меня к кровати. Это чтобы я не баловался со спичками во время ее отсутствия. Да и вообще не озорничал. Я кричал и отбивался, как мог, но силы были неравные. К тому же, во хмелю мать становилась настоящей Брунгильдой и могла любого скрутить в бараний рог. Она хлопнула дверью, пообещав скоро вернуться.
Уже через час у меня затекли конечности, и это распалило мое детское воображение. Я представил себя инвалидом войны, и что у меня есть только голова и туловище. И еще, пиписка. Я крепился часов пять, ждал маму. Не в состоянии дольше терпеть, заплакал. В общем, влаги было предостаточно.
Когда пошли вторые сутки, пришлось освободить кишечник. Меня выворачивало наизнанку от вони, исходившей от собственного тела. Это был прекрасный урок для идеалистов всех времен и народов. Каким бы ангелом ни казался человек, он все равно воняет! Но хуже вони, голода и онемевших конечностей, мне представлялось возвращение моей матери. Когда она увидит, что я натворил…
И тогда я решил уйти из жизни еще до ее прихода. Во мне была какая-то дикая, граничащая с первобытностью, уверенность, что я смогу это сделать. То есть остановить сердце. Дело в том, что я всегда слишком хорошо ощущал собственное сердце. Оно часто колотилось во мне от страха, и я научился замедлять его ход. Наверно, при этом я впадал в транс или в летаргию. Однажды я рассказал о своей уникальной способности знакомому йогу, и тот посмеялся надо мной. Чтобы остановить собственное сердце, нужны годы изнурительных тренировок. И тем более, это не под силу десятилетнему пацану. Очевидно, этому йогу все в жизни давалось не просто, и он отрицал природный дар человека.