Гетман замолчал и стал выколачивать трубку.
— А ведь как давно это было, — тихо заметил Вихров.
— Да… Без малого годов пятьдесят, — тяжело вздохнул Гетман… — Ну что ж, товарищ дежурный, скоро поздравим вас с производством, — продолжал старик, поднимая глаза на Вихрова.
— Скоро, Родион Потапыч, два дня осталось.
— Дело хорошее, но не всякому оно удается.
— Это вы о чем, Родион Потапыч?
— А я к тому говорю, как вот давеча комиссар курсов Дгебладзе на митинге выступал, говорил, что офицер не только командир, но и воспитатель. Правильно он говорил. Я сам старый солдат, знаю. За свой век всего нагляделся.
Трубач помолчал, поднял руку и, словно грозя кому-то указательным пальцем, продолжал:
— Командир! Это слово понимать надо. Вот вы сейчас курсанты, друзья мои молодые, а через два дня будете командирами, и я согласно присяге должен перед вами навытяжку стоять. А почему? Вот вы послушайте меня, старика, я правду говорю. Командир — воспитатель. Правильно. Так вот, как я понимаю, перво-наперво командир должен заслужить любовь солдата. Да. Чтобы он вас не боялся, а уважал и любил. Вот тогда вы будете настоящий командир. Я старый уже. Всего нагляделся. Разные были офицеры, и плохие и хорошие. Вот и с этого училища выходили всякие.
— А давно вы здесь служите?
— Как турецкая война кончилась, я в высшую офицерскую школу попал, а потом сюда. Годов тридцать будет.
— Тридцать восемь, Родион Потапыч, — поправил Вихров, быстро прикинув в уме.
— Тридцать восемь! — Трубач покачал головой. — Эко время бежит!
— Ну, как тут у вас, большие строгости были? — поинтересовался Вихров.
— Дисциплина была как полагается. Вот за выпивку, правду сказать, здорово требовали.
— Ну? А я думал, это не возбранялось.
— Что вы! Если какой юнкер с отпуска явится, а от него винищем несет, так его тут же под арест, погоны долой и вольноопределяющимся в полк… И за честь строго требовали.
— Строго?
— А как же! — Трубач значительно посмотрел на Вихрова. — Да вот, к примеру, случай. Я тогда еще на Кавказе служил. Прибывает к нам молодой корнет. Он эту самую школу кончал. Как его фамилия?.. Нет, позабыл. Ну, представляется, конечно, командиру полка. Тот направляет его в эскадрон с приказом через две недели явиться к нему.
— Это что же, испытательный срок?
— Вроде того. Ну, прошло две недели. Тот является, а командир: «Идите к полковому адъютанту, получите документы, поедете в главный штаб, в Петербург». — «Как? Что? Почему?» Оказывается, он у кого-то под слово деньги взял, да в срок не отдал.
— И за это из полка?
— А как же! На этот счет строгости были большие. И на нашем полковом знамени было написано: «Честь дороже жизни». А не пора ли нам, товарищ дежурный? — спросил трубач, с озабоченным видом взглядывая на стенные часы.