«…4 мая 1920 года… При сем командируется товарищ Гобаренко, мобилизованный по партлинии. Секретарь парткома…»
Левка вынул бланк из машинки, подмахнул подпись лихой закорючкой и захохотал, словно залаял:
— Секретарь парткома — подпись неразборчива. Точка! Ах, да! — спохватился он. — Чуть не забыл!
Он снова сходил к чемодану и возвратился с тонкой книжкой в руках.
— На-ка вот партийный устав, — он подал книжку Гуро. — Вызубри наизусть, иначе, милый, засыплешься. Да с потри, бороду сбрей, а то по морде ты очень приметный.
Махно молча наблюдал всю эту сцену…
— Ну, все понятно? — спросил он Гуро.
— Понятно, Нестор Иванович.
— Ступай сейчас к Волину. Скажешь, куда я тебя посылаю. Он с тобой поговорит кое о чем. И денег даст. Ночью выедешь. И только. Ступай!.. Да, постой! Ты по-иностранному понимаешь?
— Немного могу.
— На-ка вот, прочти, никак не пойму, что тут написано.
Гуро взял наполовину опорожненную консервную банку и бегло оглядел ее.
— А где вы их взяли? — спросил он, поставив консервы на стол.
— Да вот Левка где-то достал. — Махно перевел настороженный взгляд на контрразведчика, чувствуя по выражению глаз Гуро что-то неладное.
— А ты знаешь, какие это консерви? — спросил Гуро палача.
— Как не знать! — Левка нагло посмотрел на него, но на всякий случай тут же оглянулся на приоткрытую дверь. — Консервы — первый сорт. Хлшщы с Одессы привезли. От французов остались. Во всем мире нет лучше консервов. Самые жельмены едят. Одним словом — курячьи.
— Курячьи? — Гуро усмехнулся. — Нет, брат, не курячьи, а лягушачьи!
— Что?! — Махно побледнел и выхватил маузер. — Так вот ты чем, подлец, меня накормил?!. А ну, становись!
Левка вскочил и закрылся руками. Но тут Махно издал сдавленный вопль, схватился за горло и, уронив лавку, выбежал вон.
Левка растерянно огляделся. В его маленьких глазках появилось выражение ужаса, челюсть отвисла.
— Ты вот что, брат, уходи, пока цел, — посоветовал Гуро. — Как бы он действительно тебя в расход не пустил… Слышишь, как его выворачивает? Ну, пошли! Пусть немного остынет.
— Нет, в двери я не пойду, — возразил Левка.
Он схватил со стола консервную банку и, кряхтя, вылез толстым задом в окно.
Гуро покачал головой, усмехнулся и вышел из комнаты.
Покачиваясь в седле, Вихров ехал впереди разъезда рядом с Сачковым. Тучи еще с вечера затянули небо черной завесой. Кругом лежал непроницаемый мрак, и только в стороне горизонта, где оставалась узкая длинная полоса неясного света, темнел курган с каменной бабой. Вокруг было так тихо, словно сама степь чутко прислушивалась к шорохам ночи. Лишь изредка раздавался тревожный вскрик ночной птицы да в высокой траве трещали кузнечики.