— Будьте без сомненья, Авдотья Семеновна, — с убеждением говорил другой голос, тонкий и сипловатый, видимо принадлежащий немолодому уже человеку. — Пусть какой другой обманывает, а мое слово верное. Раз сказал, значит точка. В жизни от меня никому обману не было. Зачем грех на душу брать? Я верно говорю. Да и не в этакое время живем. Сейчас каждый должен быть чистый и сердечный человек.
— А драться не будете? — после некоторого молчания тихо спросил женский голос.
— И зачем вы такие слова говорите, Авдотья Семеновна? Да рази можно бабу бить! Нет, я такому свинству не привержен.
— И любить будете?
— До могилы, Авдотья Семеновна… А что я много старей вас, так вы не сомневайтесь, это ничего не доказывает. В строгости жизни себя оберег, молодому не уважу… Ну как? — голос слегка дрогнул. — Значит, согласные?..
Ушаков усмехнулся, покачал головой и, стараясь не шуметь, тихо пошел вниз по улице.
На площади по-прежнему стояло веселье. Девушки и молодые бойцы, взявшись за руки, водили хоровод.
Ушаков подошел, увидел в центре круга Сашеньку, руководившую хороводом, и, подивившись в душе на неутомимость девушки, огляделся вокруг. Красноармейцы постарше расположились на бревнах около старого сруба.
— Ильвачева не видали, товарищи? — спросил он, подходя к сидевшим бойцам.
— Только сейчас здесь ходил, — откликнулся боец в опущенном шлеме. — Я пойду пошукаю.
Ушаков присел на бревна.
— Ну, как они, дела, товарищ Назаров? — спросил он, повертываясь к казаку и вынимая из кармана кисет с табаком.
— Ничего дела, товарищ комиссар. Интересуюсь, далеко ли еще нам идти?
— А вы разве на митинге не были?
— В наряде стоял.
— Пойдем туда, куда товарищ Ленин, партия прикажут. А сейчас наша задача выбить панов из Украины… А вы что, опять по дому соскучились?
— Ой, нет, товарищ комиссар! Темный я тогда был человек. Раз ошибся, больше не ошибусь. Понимаем, за что воюем. За такое дело можно и жизни решиться.
— Правильно, — сказал Ушаков, весело взглянув на него.
— Товарищ комиссар, а верно говорят — в шестьдесят втором полку бандитов поймали? — спросил Назаров, беря предложенный Ушаковым кисет и свертывая папироску.
— Верно. А что?
— Я хочу сказать несколько слов за курей, что покрали вчера. Мужики очень даже, обижаются. Произошел этот случай в расположении третьего эскадрона. И вот, к слову сказать, примечаю я там одну парочку. — Он многозначительно глянул вокруг и, понизив голос, сказал: — Первый, значит, Чирвон.
— В английской шинели? — спросил сидевший рядом Леонов.
— Он самый.
— И еще его дружок в кожаной куртке?