— Доктор, хозяюшка, есть, — сказал Кузьмич. — И даже очень хороший…
— Стойте-ка, Федор Кузьмич, — оборвал его Климов.
На улице показались всадники. Один из них скакал, почти лежа на седле, охватив руками шею лошади. Кровь лила из разрубленной до подбородка щеки.
— Это кто же такие? — спросил тревожно Кузьмич.
— Вторая бригада. Разве не видите? — ответил трубач. — Вон комбриг Коробков Василий Васильич, — показывал он на всадника с пухлым, красным от гнева старым лицом, который, держа у стремени обнаженную шашку, что-то оживленно говорил ехавшему рядом с ним командиру в серой папахе.
— А ну давайте по коням, Федор Кузьмич. Видно, что-то случилось, — предложил Климов.
Сказав хозяйке, что еще вернутся, они быстро вышли из хаты.
Улица наполнялась скачущей конницей. У окраины села бойцы спешивались, передавали лошадей коноводам и быстро занимали рубеж обороны.
Коробков, стоя у колокольни, отдавал приказы штабным ординарцам. Его обычно спокойное лицо выражало тревогу.
— Ты что шумишь, Василий Васильич? — спросил, подъезжая к нему, командир первой бригады Колпаков, высокий худой человек с щетинистыми усами на тронутом оспой лице.
— Как что? — сердито закричал Василий Васильевич, показывая пожелтевшие, но еще крепкие зубы. — Барбович, прах его возьми, всем корпусом сюда идет. Разъезд у меня порубил! Вон он. Версты не будет. Давай высылай свою батарею. Моя уже на позиции. Встретим его беглым огнем…
Быстро темнело. Но с пригорка, на котором остановились оба комбрига, еще были видны двигавшиеся в степи черные колонны белогвардейцев.
От Агаймана ударили легкие пушки. Грохот покатился в сумрачном небе. Там, вспыхивая красными звездочками, рвалась шрапнель.
— Навряд ли он в атаку пойдет, — сказал Коробков.
— Почему ты так думаешь, Василий Васильич?
— Темно. А вдруг здесь вся Конная армия? Он же не знает…
Коробков не ошибся в своем предположении. Белые — это действительно были передовые части отходившего в Крым конного корпуса генерала Барбовича, — выходя из-под обстрела, быстро исчезали во мраке.
Положив руку на эфес отделанной серебром кубанской шашки, Коробков сидел против Морозова и, поглядывая то на него, то на Бахтурова, докладывал о схватке с противником. Тут же находился и Колпаков, гревший спину у жарко натопленной печки.
— Но все же почему ты отступил? — перебивая Коробкова, спросил Морозов сердито.
— А как же иначе, Федор Максимыч? Я только подхожу с бригадой до этой… как ее… до Торгаевки, вижу — колонна. Я в атаку. Только пошли, гляжу — и справа и слева выходят колонны. Они же меня с землей бы смешали, прах их возьми! Тысяч шесть. Шутка сказать! А у меня в бригаде восемьсот сабель. Я и отошел на Агайман. Зачем зря людей в трату давать?