— И вот, понимаете, — говорил он, — когда мы этого достигнем, нам не будут страшны никакие красновские корпуса. Ваш полк на днях мы развернем в бригаду. В ближайшее время я жду подхода к Царицыну конных ставропольских партизанских отрядов. Тогда мы сможем сформировать дивизию, а может, и корпус… Ну а теперь расскажите, как у вас вообще обстоят дела…
— Прямо сказать, беда, товарищ командующий. — Буденный покачал головой. — Беженцы связали по рукам и ногам. Шутка сказать: почти пятьдесят тысяч человек — женщины, детишки.
Ворошилов быстро посмотрел на него.
— Бросать их нельзя, — сказал он решительно.
— Об этом и речи нет, товарищ командующий. Разве можно бросать? Белые их тут же порежут. Только, прямо сказать, стесняют движение и маневрировать никак нельзя… Патронов вот еще почти не осталось.
— Да, положение ваше тяжелое… — Ворошилов задумался. — Тогда вот что: прорывайтесь на Абаганерово. Я прикрою ваш отход. Патронами я вас снабжу… Тяжело раненные есть?
— Есть, товарищ командующий.
— Передайте мне. Я переброшу их в Царицын. Мы там сумели развернуть великолепный госпиталь… Ну, еще что?
— Да как будто все, товарищ командующий.
— Нет, не все. Я слышал, вы очень рискуете собой, товарищ Буденный. Примите это не как приказ, а как мою личную просьбу: берегите себя для пользы нашего общего дела…
Вторая попытка белых захватить Царицын пришлась на конец сентября — середину октября восемнадцатого года.
Выполняя постановление Донского большого круга, группа войск генерала Мамонтова, значительно усиленная свежими частями, вновь перешла в наступление на царицынском направлении.
К 17 октября Мамонтов окружил Царицын и занял все подступы к городу на правом берегу Волги.
Осажденные переживали тяжелые дни. Почти все рабочие были на фронте. Оставшиеся день и ночь клепали стальные щиты для бронепоездов, рыли окопы. В бой шли последние резервы.
Далеко по Волге раскатывался тяжелый гром канонады. Но в осажденном городе уже чувствовался недостаток огнеприпасов, в то время как противник вел почти беспрерывный огонь. Донскому атаману Краснову, щедро снабженному немцами боеприпасами, удалось создать более чем двойное превосходство в силах, и он с часу на час ждал падения города.
Однако хорошее настроение атамана неожиданно омрачилось одним обстоятельством. Вчера у него произошел не совсем приятный разговор с посетившим ставку представителем военной миссии союзников. При условии продолжения войны с немцами, после победы над красными, представитель от имени своего правительства предложил атаману помощь боевым снаряжением. В частности, он предложил Краснову тысячу мулов, которых можно немедленно перебросить из Месопотамии. Краснов сказал на это, что у него своих ослов хватает и мулы ему не нужны, как и вообще помощь союзников. Представитель рассердился и ушел с гордо поднятой головой. Будучи прогерманской ориентации и величая императора Вильгельма своим личным другом, Краснов не хотел портить с ним хороших отношений. Но, подумав, он решил, что погорячился. Можно было принять эту помощь, обставив ее большим секретом, а там — чем черт не шутит!