— Ну авось и потеплеет, — сказал Дерпа, ехавший позади эскадрона вместе с Иваном Колыхайло и Хабзой.
— Плохое дело, когда мороз, а снегу нету, — подтвердил Иван Колыхайло. — И коням плохо бежать.
— Наш маленько нос морозил, — сказал Хабза. Он снял варежку и потрогал кончик горбатого носа.
Солнце садилось. В темнеющем небе начали проглядывать звезды. Они поблескивали то тут, то там, словно постепенно утверждались на небосводе. Вновь подул резкий ветер. Дерпа достал из кармана какую-то ветошку и обмотал шею,
— Холодно, брат? — спросил Иван Колыхайло.
— А то? У тебя полушубок, а у меня шинель на рыбьем меху, — пошутил Дерпа. — Эх, привала долго нет! Погреться бы!
— Да-а! Я бы сейчас за бутылку самогона босиком с крыши на борону прыгнул, — сказал любивший выпить кузнец.
— Нет, я не про то. Мне бы чайку, да погорячей.
Впереди, на фоне совсем почерневшего неба, ярко загорелась Полярная звезда. Послышался собачий лай. Вскоре из мрака возникли строения. Замелькали огни. По колонне передали приказание — на квартиры становиться повзводно. Заскрипели ворота. Бойцы развели лошадей по дворам.
Катя распоряжалась у санитарных линеек, расставляя их на большом базу казачьего куреня. Ездовой Макогон, за последнее время очень привязавшийся к девушке, сбегал в дом, договорился с хозяевами и приготовил для Кати горницу. Хозяин, старый казак, узнав, что у него будет стоять санитарная часть, начал тут же сильно прихрамывать в надежде выпросить какого-нибудь средства от ревматизма.
Катя уже собралась было направиться на квартиру, когда услышала знакомые шаги и оглянулась.
— Олеко! — радостно вскрикнула девушка. — Как хорошо, что вы пришли!
— Я принес вам обещанное, — сказал Дундич, доставая из-за пазухи небольшой сверток полотна. — Вот, пожалуйста. Только здесь всего четыре аршина. Это все, что я мог достать.
— Я вам очень признательна, — благодарила Катя. — У нас совершенно кончились перевязочные материалы. Приходится бог знает чем бинтовать… Ну, пойдемте ко мне, — пригласила она.
— Нет, простите, сейчас я не могу. — Дундич нерешительно кашлянул. — Я на минутку. Комбриг дал мне поручение. Я зашел проститься.
«Значит, что-то очень серьезное», — подумала Катя, испытывая какое-то неотчетливое чувство тревоги.
— И надолго? — спросила она.
— Право, не знаю. Все будет зависеть от обстоятельств.
— Да-да, конечно, кто может знать.
— Вы чем-то взволнованы? — спросил Дундич, улавливая в голосе девушки тревожные нотки.
Катя вскинула на него глаза.
— У меня сегодня какое-то странное состояние, — помолчав, заговорила она. — Как-то тоскливо. Отчего бы это? Со мной так еще никогда не бывало.