– Пусть уходят, не будем больше убивать. – Его голос был хриплым, гнев сменили опустошение и усталость. – Мы ведь не звери, верно? Прогнали ублюдков, и теперь поедем к Тори, займемся ее раной. Да и серому надо помочь… А ты у меня молодец!
Глеб потрепал коня по шее. Повернув голову, Уголь потянулся к его руке, губы вороного были мягкими, как шелк. Они поехали по своим следам, миновали несколько тел, распростертых в траве – кто-то еще шевелился, но добивать шокатов у Глеба и в мыслях не было. Он спешил к Тори.
Девушке удалось слезть с лошади. Она ждала его, лежа в траве рядом с серым; лицо бледное, дыхание прерывистое, на висках пот – все признаки кровопотери. Конь тоже выглядел не лучшим образом.
Спрыгнув на землю, Глеб вытащил нож и осторожно разрезал кожаный панцирь и рубаху под ним, обнажив девушку до пояса. Снял с седла канистру, вымыл руки и лезвие ножа, осмотрел рану и произнес:
– Придется резать. Совсем немного, по краям входного отверстия. Будет больно… Как ты считаешь, Уголь, она выдержит?
Нож, к счастью, был острым, и руки у Глеба не дрожали. Тори закусила губы. Он сделал один надрез, потом второй и взялся за древко стрелы.
– Теперь будет еще больнее… Но она даже не пискнет. Она у нас девушка крепкая…
– Ты с кем говоришь? – простонала Тори.
– Со своим конем, разумеется. Он у меня в ассистентах.
Правой рукой он сжимал древко, левой раздвинул края раны.
– Ты говори с ним, говори… – выдохнула девушка. – Хаах… любит… слушать человека… любит ласку… любит… Оох!
– Все же пискнула, – сказал Глеб, отшвырнув стрелу и глядя, как из раны толчком выплеснулась кровь. – Теперь бы что-нибудь чистое… Нужно наложить повязку.
– В сумке, Дон… – прошептала Тори, – в правой сумке у седла… Там мешочек… достань, приложи…
В сумке нашлись скатанные рулоном тряпицы, а в мешочке – мягкие сероватые шарики. Глеб растер один на ладони, пробормотал:
«Надо же, паутина!» – промыл рану, сделал тампон из серых шариков и начал бинтовать. Он прикасался к телу девушки, видел ее маленькие крепкие груди с розовыми ягодами сосков и, поддерживая ее, ощущал ладонью нежность кожи. Но это сейчас не имело значения – не женщина была перед ним, а пациентка.
– Покашляй, глубоко вдохни и сплюнь, – велел он.
– Зачем?
– Так надо. Делай, что говорю.
В слюне крови не было – значит, легкие не задеты… Очень хорошо! Кончив бинтовать, Глеб приложил пальцы к сонной артерии, засек по часам минуту, сосчитал пульс – шестьдесят… Тори оживала на глазах.
– Мой конь… – Она с хрипом втянула воздух. – Помоги коню… И что там с шокатами?