Но Бердяев безмолвствовал. Пребывая в иной реальности, в том измерении небытия, куда попадет со временем каждый, он, вероятно, знал ответы на все вопросы, но поделиться этим знанием не мог. Такова участь мертвых: все понимать, все знать, но молчать.
* * *
Тело Иниго Лопеса опустили в неглубокую яму и быстро забросали землей, соорудив маленький холмик. Немногие проводили умершего в последний путь: два индейца, служивших при кладбище могильщиками, священник падре Хоакин и дочь Мария, девушка лет пятнадцати. Иниго Лопес был беден, а у бедных мало друзей.
Близился вечер. Могильщики вскинули лопаты на плечи и быстро удалились, за ними, пробормотав последние слова молитвы, ушел священник. Он явно не собирался утешать дочку умершего: прибыли никакой, а ее отцу и так было оказано благодеяние – его похоронили за счет общины. Мария осталась одна. Опустившись на колени у могилы, склонив в отчаянии голову, она молилась, пока совсем не стемнело. Она просила Господа забрать ее туда, где находился сейчас отец – вероятно, в чистилище, ибо грехов, достойных ада, за Иниго Лопесом не замечалось. Трудился поденщиком, выпивал, как все, сквернословил, иногда поколачивал дочку, но в общем он был неплохим отцом и даже позаботился, чтобы Мария ходила в школу.
Теперь о школе вспоминать ни к чему – другая жизнь, другие заботы. Мария считалась достаточно взрослой, чтобы наняться служанкой или хотя бы уборщицей, но ни те, ни другие, включая официанток, прачек и посудомоек, в Хопельчене не были нужны. Нищий, забытый богом городок в джунглях, в восьмидесяти километрах от побережья и цивилизации – какие тут служанки?.. какие уборщицы?.. Впрочем, занятие нашлось бы, и, думая об этом, Мария сжималась в ужасе. В знойных краях девушки расцветают рано… К тому же Марию считали хорошенькой, и кое-кто из взрослых мужчин бросал на нее весьма откровенные взгляды. Глупой она не была и понимала, что ее ждет.
– Дитя мое, – раздался голос за ее спиной.
Мария в страхе обернулась. Мужчина! Высокий и, наверное, сильный – от такого не отобьешься… В сгустившихся сумерках его лицо казалось белесым расплывчатым пятном, но девушка разглядела, что он в хорошей одежде – вроде бы в костюме и шляпе, какую носят люди с севера. От него приятно пахло – не потом, не спиртным, а какими-то другими ароматами. Должно быть, цветами, решила Мария, чувствуя, как проходит страх.
– Не бойся, дитя мое, – произнес незнакомец и положил ладонь ей на голову. – Я знаю, ты потеряла отца… знаю, что ты в отчаянии, знаю, о чем ты молилась… – Сделав паузу, он сказал со вздохом: – Здесь у вас жестокий народ…