Когда мы приехали домой, я показала ему приготовленную для него комнату и оставила устраиваться. Я ожидала, что он будет со мной застенчив, но во время ленча он удивил меня непринужденным рассказом об их доме и о школе. Я поняла, что отсутствие матери позволяет ему быть более доверчивым. Наверное, Милдред была чересчур властной.
После ленча он сказал, что хочет пройтись, и я тактично предоставила ему возможность провести остаток дня по собственному усмотрению.
Незадолго до назначенного часа возвращения Пола я обнаружила Корнелиуса скучавшим в библиотеке и пригласила его в гостиную.
— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросила я. — У Пола не переводится томатный сок, а у меня всегда имеется херес, впрочем, выбирайте сами.
— Томатный сок — это было бы прекрасно. А как вы ухитряетесь добывать херес, тетя Сильвия? — проговорил он с лукаво-невинным видом, и, подумав о тревоге Милдред, сообщи он ей мой ответ, — она была горячим сторонником Восемнадцатой поправки, — я уклонилась от упоминания о несколько льготном положении Нью-Йорка в смысле применения Сухого закона и сказала, что Пол получает херес через влиятельных заграничных клиентов.
Едва Мэйсон успел принести нам напитки, как я услышала голоса и поняла, что вернулся Пол.
Корнелиус сидел напротив меня на диване, выпрямив спину, с нарочито нейтральным выражением лица.
— Пол так ожидал встречи с вами! — подбадривая его, проговорила я, понимая его нервозность, но боюсь, что он вряд ли меня слышал. Он не спускал помрачневших от сосредоточенности глаз с двери, которую секундой позже распахнул Пол.
— Наконец-то! — Пол задержался на пороге. Корнелиус и я покорно поднялись на ноги, как куклы в руках кукольника, и на какой-то момент эта сцена превратилась в картину, наполненную какими-то неопределенными подспудными потоками волнения. Потом Пол улыбнулся, сказал мне: — Добрый вечер, дорогая! — и поцеловал меня, прежде чем повернулся к своему внучатому племяннику. — Хэлло, — непринужденно проговорил он. — Ты вырос. Как ты себя чувствуешь? — Корнелиус пытался заговорить, но не мог. Когда я в смятении посмотрела на него, он покраснел.
— В чем дело? — спросил Пол так грубо, что мне захотелось скрыться в каком-нибудь тихом углу и сжаться там в отчаянии. — Неужели у твоей матери не нашлось времени научить тебя говорить?
— Да, сэр, — проговорил, словно деревянный, Корнелиус.
Они пожали друг другу руки, и мои глаза на миг ухватили их неуловимо-тонкое фамильное сходство. К моему облегчению в этот момент вошел буфетчик с томатным соком для Пола.