— Но что могло нарушиться в американской экономике? — пораженная спросила я.
— С нею уже давно не все в порядке.
— Но рынок акций! Мне кажется…
— Это лишь наш позолоченный фасад, — прервал меня Пол, — и теперь мало кто заглядывает за него. Но этот бум затрагивает всего лишь некоторые сферы рынка. В сельском хозяйстве спад. Правительство в основном бессильно, рост нестабилен… Вы помните Крэйкина у Теннисона?
— Монстр, о котором никто не знал? Который проснулся и вырос из глубин?
— Как приятно видеть, что ваши знания Теннисона расширились! — Он помолчал, вынимая из шкафчика бокалы. — Теннисоновский Крэйкин мирно спит на Уолл-стрите, — продолжал Пол. — Он — экономическая версия Франкенштейна, созданная инвестиционными банкирами для публики, влюбленной в колесо рулетки, и в один прекрасный день он проснется, изрыгая огонь во всех направлениях… О, я говорю совсем как Кассандра! Не хотите ли посмотреть на другую часть города? Окна спальни выходят на север и на восток.
Спальня выглядела так, словно ее обставил Казанова с помощью какого-нибудь арабского шейха. Скрытый свет освещал совершенно неуместную особенность комнаты, потолок восемнадцатого века, декорированный изумительными миниатюрами херувимов.
— Боже мой, Пол! — воскликнула я. — Это выглядит совсем как потолок Анжелики Кауфман!
— Это он и есть, — отвечал Пол, появившийся в дверном проеме с бокалами, полными бренди. — В 1919 году, как раз перед тем, как я уехал из Европы, продавался дом под названием Каллом Парк, и, когда выяснилось, что его никто не покупал, я договорился, чтобы этот потолок отправили на пароходе сюда, пока дом окончательно не развалился. А почему это вызывает ваш смех?
— Потому что это типично американский образ действий, а я никогда не считала вас типичным американцем!
— Я не разделяю вашего мнения. Потолок очень хороший. Я спас его. И не нахожу в этом ничего смешного, — коротко отрезал он и вышел.
У меня сердце упало от ужаса.
— Пол…
— Если он вам не нравится, поедемте куда-нибудь в другое место, — сказал он, быстро выпив свой бренди.
— Он мне нравится! Я смеялась от восхищения — от восхищения вашей американской изобретательностью!
— Нет, лучше поедемте в другое место. Здесь неприятная атмосфера. Я не должен был привозить вас сюда.
Я протестовала, но он настоял на своем, и я молча последовала за ним к лифту.
Мы ждали лифта в холле, и мне не приходили в голову никакие слова. Я слишком ясно ощущала его напряженность и со страхом думала о том, что наша встреча принимает нехороший оборот, вечер мог кончиться плохо и наша связь окончательно порвется, раньше чем удастся ее возобновить. Я делала отчаянные усилия, пытаясь догадаться, какие мысли одолевают Пола, но быстро поняла, что мне скорее удалось бы расшифровать строчку этрусских иероглифов.