Логика здравого смысла говорила мне о том, что он ничего не пообещал, и все же, несмотря на это, я была искренне уверена — он надолго вернется в Мэллингхэм. Призрак Сильвии отступал. Та же логика подсказывала, он никогда с нею не расстанется, но теперь я уже не обращала на это внимания, еще раз убедив себя в том, что, вернувшись в Мэллингхэм, он уже никогда больше не сможет оттуда уехать. Подобно Полу, я потеряла чувство реальности и точно так же, как он, верила, что он в долгу перед Сильвией и его честь требовала оплатить этот долг, так же как его честь не позволяла ему быть несправедливым со мной. Я снова и снова говорила себе, что Сильвия для него представляет едва ли больше, чем работающую бесплатно секретаршу. Она не имеет для Пола такого большого значения, чтобы долго удерживать его.
Апрель незаметно сменился маем. На английском горизонте все больше вырисовывалась тень всеобщей забастовки, и мои друзья писали мне длинные письма о планах фирмы по преодолению грядущих трудностей.
Кризис представлялся весьма отдаленным, в частности потому, что американские газеты были заполнены одними лишь кровавыми подробностями убийства в Холл-Миллзе, да тривиальными кривляниями мистера Браунинга с его пятнадцатилетней красоткой-невестой. Временами было просто странно думать, что где-то существует европейский континент, так мало интересовались американцы происходившим за Атлантическим океаном. Их близорукость не позволяла им видеть дальше Уолл-стрита, и на мрачноватых улицах Манхэттена каждое публичное обращение банкиров приобретало божественную силу изречений оракула.
Пол был страшно занят. Когда я осмеливалась заговаривать с ним о его работе, я слышала в ответ рассказы о восходившей звезде инвестиционных трестов, о пятидесятимиллионных эмиссиях облигаций, определявшихся одним росчерком пера, о прожорливой публике, пожиравшей все — от долговых обязательств до обычных акций, о маржах, незаконных доходах, брокерских фирмах и пулах.
— Я сделал миллион долларов за день, — заметил как-то Пол. — По полмиллиона комиссионных за две сделки. Мои клиенты счастливы, счастлива публика — инвесторы, доволен и я. Какое прекрасное изобретение капитализма!
А когда я напомнила ему об американском Кракене[20], он лишь засмеялся и бросил:
— После меня хоть потоп!
Потом он предложил мне денег для приобретения ценных бумаг, и, не устояв перед соблазном, я их приняла. Он подсказал, какие покупать бумаги, я сделала так, как он советовал, а через месяц, когда сумма удвоилась, я с ним расплатилась.
— Как это чудесно! — воскликнула я, окончательно обращенная в американскую капиталистическую веру, и помчалась на Пятую авеню делать покупки.