«Приезжайте, когда захотите, — писал Грэг Да Коста крупным почерком мало образованного человека, — но не советую откладывать приезд надолго. Надеюсь, что с демонстрацией на Уолл-стрит все обстоит хорошо. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Господи Иисусе, как смеялся бы мой бедный отец, упокой, Господи, его аристократическую душу! Телеграфируйте мне, если что-нибудь будет не так. Всего хорошего. Грэг».
Я трижды перечитала письмо и с каждым разом чувствовала все большее беспокойство. Какое дело было Грэгу Да Коста до этой демонстрации, о которой Теренс только что отозвался как о пустой трате времени? Какого «не так» боялся Грэг, и почему Теренс должен был ему телеграфировать? И почему Теренсу рекомендовали приехать в Мексику при первой же возможности?
И все же из письма ничего не было ясно. Не было ни одной фразы, не находившей самого тривиального объяснения. Теренс мог бы поддерживать знакомство с Грэгом, чтобы иметь возможность следить за его действиями. Это вполне отвечало бы его положению как шефа полиции Пола. Если бы демонстранты планировали какое-то шумное выражение своих политических убеждений у порога банка Ван Зэйла, Грэг вполне мог бы порадоваться в предвкушении этой неприятности для Пола, а слова «что-нибудь не так» могли относиться к возможности ареста Брюса. Даже приглашение в Мексику в контексте безграмотного послания Грэга могло иметь в виду даже какую-то перемену погоды, советуя Теренсу не откладывать приезд слишком надолго.
Я повторяла себе, что нет никакого мелодраматического объяснения этому письму, но когда перечитала его в четвертый раз, обратила внимание не на его двусмысленности, а на пронизывавший его дух конспирации. Только положив письмо на место, я увидела название книги. Это был «Великий Гэтсби» Фицджеральда, роман о человеке, создавшем для себя новый мир с целью отнять жену у богача.
— Дайана, вам лучше? Могу я войти?
Сердце мое застучало. Я быстро встала.
— Да, мне уже гораздо лучше, Теренс.
Мне удалось уйти от Теренса, не показав виду, что хотелось лететь сломя голову, и, добежав до «Плаза» я позвонила домой Полу.
— Простите, мадам, — ответил дворецкий, — но господин Ван Зэйл строжайшим образом приказал не беспокоить его.
— Но со мной он будет разговаривать! Это мисс Слейд… С-Л-Е-Й-Д!
— Простите, мадам…
— Это срочно! — кричала я в трубку. — Речь идет о жизни и смерти!
— Одну минуту, мадам, если госпожа Ван Зэйл у себя, я попрошу ее переговорить с вами.
— Нет! — крикнула я, но он уже отошел.
Я стиснула в руке трубку и тупо оглядела комнату. Первой мыслью было положить трубку, но я этого не сделала. Я должна была знать, решится ли она говорить со мной. Потом подумала, что положу трубку, как только она скажет «алло», но отказалась и от этого намерения. Я должна была знать, что она намеревалась мне сказать. И принялась составлять свою речь. Джейн Остин прекрасно сформулировала бы то, что я должна была сказать: «Прошу вас, не гневайтесь, госпожа Ван Зэйл! Я должна извиниться за то, что так неуместно затрагиваю ваши чувства, но…» — Нет, это было бы слишком в стиле девятнадцатого века, а ведь мы с Сильвией были женщинами двадцатого!