Сердце Фельзена заколотилось. Он вжался в кресло.
— Где она?
— Очень интересная женщина, — сказал Абрантеш, поигрывая ножом для сигар.
— Она здесь?
— Мы говорили с ней о Бразилии.
— Я рассказывал тебе, как мы с ней познакомились?
— Нет, — сказал Абрантеш, — но она рассказала.
— Она была девушкой в клубе… — Фельзен запнулся.
— Такие девушки с кем только не водят знакомства, — сказал Абрантеш.
— Что? — переспросил Фельзен.
— Она, кажется, неплохо преуспела. Владеет приморским клубом возле Сан-Паулу… местечко зовется Гуариджа.
— Ты все разузнал, — холодно заметил Фельзен.
— Они не такие, как мы, эти бразильцы. Говорливы, любят повеселиться, хотя и предусмотрительны. Ну а португальцы… сам знаешь… — И он сделал жест, обводя рукой окружающее — дождь и шквалистый ветер за окном, темную улицу и огромное, размером чуть ли не с Россию, пятно на потолке.
Фельзен откинулся на спинку кресла и отвернулся. Он не желал давать Абрантешу дальнейшего повода к шуткам. И партнер понял — шутки в сторону.
— Я пообещал ей встречу с тобой за обедом… в Эшториле… Отель «Паласиу».
Фельзен сидел в ресторанном зале отеля «Паласиу». На нем был светло-серый костюм и желтый шелковый галстук. За окном то светлело, то хмурилось. Облака быстро неслись по небу, то и дело проливаясь шумным дождем; дождь барабанил по листьям деревьев в парке, ветер раскачивал стволы пальм на площади в сквере.
Фельзена мучили то голод, то тошнота, накатывавшие волнами. Допив стакан белого вина, он опять потянулся к стоявшей во льду бутылке, уже на три четверти пустой. Он заказал еще одну.
Фельзен не спускал глаз с входящих в ресторан, разглядывая женщин, пока не заметил ту, которая, войдя, направлялась прямо к нему. Она показалась ему выше, чем прежде, и, разумеется, не такой юной. Ее длинные, черные, блестящие волосы были теперь коротко острижены, девичья хрупкость исчезла, но на смену ей пришло то, что американцы называют шиком. На ней было обтягивающее белое платье с вырезом каре, оно похрустывало и шуршало, нейлоновые бедра рассекали воздух. Каждый мужчина в зале напрягся, пытаясь удержаться от того, чтобы не повернуть голову ей вслед.
Сузана, разумеется, знала, какое впечатление производит.
— Ну? — сказала она, и его вилка и нож звякнули, брошенные на тарелку.
Он вскочил. Официант принес бутылку. Они, слегка помявшись, поцеловались, потом сели и сдвинули стулья.
— Сколько же времени прошло? — в некотором замешательстве спросил Фельзен.
— Пятнадцать лет.
— Нет-нет, по-моему, шестнадцать, — сказал он, досадуя на себя за свой немецкий педантизм.