В машине мы поднесли ключ к свету, падавшему от уличного фонаря.
— Что думаете? — спросил Карлуш.
— Возможно, от гаража.
— С машиной?
— Не исключено. А может, от сарая, где он прячет какие-то вещи.
В окошке со стороны Карлуша показалась голова: Клещ решился еще пососать кровушки.
— Хотите знать, от чего этот ключ?
— Не шибко вы его любите, верно?
— Дерьмовый малец.
— Лезьте в машину.
Клещ привез нас в район складов, деревообделочных и ремонтных мастерских, мебельных фабрик — словом, всяких мелких предприятий. Секция 7-Д оказалась сараем величиной с двойной гараж, с пакгаузом для грузов и маленькой дверцей конторы. Бизнес хилый, но для студента, желающего подработать, сойдет. Я вставил ключ в замочную скважину. Ключ подошел. Я вытащил его.
— Не войдете? — удивился Клещ.
— У меня нет ордера.
— Ну, уж я-то болтать не стану.
— Неважно, — сказал я. — Если там что-то и есть, к чему мне рисковать, чтобы потом не суметь этим воспользоваться? И вы для меня темная лошадка. Может, вы переметнетесь.
Мы отвезли Клеща в ближайший от его дома бар. Едва коснувшись задницей табурета, он, щелкнув пальцами, заказал пиво. Мы вернулись в Салданью и оформили ключ. Карлуш был мрачен, и я повел его напротив и угостил пивом в единственном оказавшемся открытым баре. После недельной жары город точно вымер. Мы молча сидели под ярким неоновым светом и попивали «Супербок», сбросив пиджаки на спинки кресел. Бармен смотрел футбол. Без большого интереса я осведомился у него о счете.
— Ноль-ноль, — рассеянно и нелюбезно отвечал он.
— Да смотрите себе хоть весь год ваш футбол, — сказал я.
Ответа не последовало. Я повернулся к Карлушу, о чем-то сосредоточенно думавшему.
— Вы говорите по-английски, как англичанин, — сказал Карлуш.
— Я прожил в Англии четыре с половиной года, из них четыре с четвертью провел в барах, — сказал я. — По-английски я говорил с женой и теперь говорю с Оливией.
— Вы не рассказывали мне, как очутились в Англии.
Я закурил и смерил его взглядом.
— Не надоело еще?
— Надо же о чем-то говорить за пивом.
— Но о футболе вы говорить не хотите.
— Я в нем не разбираюсь.
— Черт! — воскликнул бармен.
Мы подняли глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как мяч попал в штангу.
— Мой отец служил в армии, это вам уже известно. Службу проходил в Гвинее, участвуя в добрых старых колониальных войнах в войсках генерала Спинолы. Может быть, и это вам известно.
— А дальше?
— Войны эти были совершенно бесперспективными. Ваши ровесники гибли каждый день лишь потому, что Салазар мечтал о титуле императора.
Генерал Спинола же был обуреваем другой идеей: чем убивать людей, делая их португальскими подданными, не лучше ли завоевать их, неся им добро? Он решил, как это говорится, вести войну за умы и сердца. Он улучшил медицинское обслуживание и образование, стал снабжать население книгами, и все такое прочее, и африканцы вдруг полюбили его, а бунтари потеряли желание бунтовать. Отцовские солдаты перестали гибнуть, что и сделало его горячим приверженцем Спинолы.