— Не понимаю, о чем тебе беспокоиться.
— Я беспокоюсь, — сказал Абрантеш, раздавив окурок в пепельнице и взяв другую сигарету, — потому что что-то происходит.
— Разве что-то происходит? Да ничего у нас не происходит! Никогда и ничего!
— Мануэл предупредил меня, что что-то назревает.
— Да что он знает, этот Мануэл! — воскликнула Пика, недолюбливавшая Мануэла.
— Он инспектор МПЗГ. Кто же тогда знает, если не он? Я позвоню ему.
— Но сейчас первый час, Жоакин.
— Выключи радио, — распорядился Абрантеш, услышав пение. — Этот Зека Афонсу — коммунист!
Пока он набирал номер Мануэла, Пика приглушила звук.
— Он коммунист, — сказал Абрантеш, глядя в потолок, — и я не потерплю его в доме. Выключи немедленно!
Он ждал ответа. В трубке раздавались гудки. Пика выключила радио.
— Он спит, и я тоже иду спать, — сказала она.
Абрантеш промолчал. С трубкой в руках он подошел к окну. Дав отбой, набрал другой номер, но соединения не было.
В машине, стоявшей возле парка Эдуарду VII в центре Лиссабона, сидели четверо — майор, два капитана и лейтенант. Сидевший на переднем сиденье капитан держал на коленях радиоприемник, с которого все четверо не спускали глаз, хотя и не слушали. Майор откинулся в кресле, ловя свет уличного фонаря, чтобы взглянуть на часы. Лейтенант нервно зевнул.
— А теперь, — произнес тихий голос Жозе Вашконселуша, — Зека Афонсу споет Grãndola, vila morena.
На секунду четверо мужчин в машине затаили дыхание. Зека Афонсу запел. Капитан повернулся к майору.
— Началось, — сказал он, и майор кивнул.
Они проехали два квартала и припарковались у четырехэтажного здания. Все четверо вылезли из машины, достали из карманов пистолеты и прошли в здание с табличкой на двери: «Радиоклуб „Португалия“».
Мануэл Абрантеш клевал носом, сидя за рулем «Пежо-504». Правое переднее колесо угодило в выбоину, и он, очнувшись, увидел, что машина скачет по траве. Он крутанул руль влево, выехал обратно на дорогу. Остановился, отдуваясь, пока не утих страх. Опустив стекло, он вдохнул холодный воздух. Ощупав сиденье рядом, нашел портфель. Раскрыл его и вытащил папку — свое личное дело, забранное из канцелярии МПЗГ на Руа-Антониу-Мария-Кардозу, и опять сунул его в портфель. Все в порядке. То, что ему только что показалось, было только кошмарным сном. Он расслабил ремень на животе и громко пукнул. Потом завел двигатель и продолжил путь, на этот раз медленнее.
Вдали на шоссе показался дорожный знак. До Мадрида оставалось 120 километров.
В это же время восемнадцатилетний Зе Коэлью пил дешевый багасу в обложенном кафелем подвальчике в Байру-Алту в компании трех школьных приятелей, когда к ним, громыхая по ступенькам, поспешно спустился из своей квартиры наверху хозяин заведения.