Когда мать открыла ему дверь, она вскрикнула, и на ее крик из спальни выглянул отец. Сестра взяла плащ и пошла наливать ванну для брата. Зазвонил телефон. Отец взял трубку. Зе с матерью молча смотрели, как тихо и серьезно говорит по телефону полковник, глядя в пол и избегая смотреть им в глаза. Отец положил тяжелую трубку. В дверях появилась сестра.
— Генерал Спинола, — сказал отец негромко, с важностью, дабы донести всю значимость события, — попросил меня отправиться в казармы на Ларгу-ду-Карму. Там находятся премьер-министр Каэтану и весь его кабинет, и он поручил мне попробовать убедить правительство без всяких условий сдаться и сложить полномочия.
— Ты знал обо всем этом? — спросила жена голосом, дрожащим от страха за себя и детей. Что будет, если переворот обернется поражением?
— Нет, я не знал, как не знал и генерал. Очевидно, организаторами переворота выступили младшие офицеры. Но генерал знает, что Каэтану не захочет сдаться. Премьер-министр не желает, чтобы власть захватила чернь.
— То есть коммунисты, — сказал Зе.
— А чем занимался ты? — Полковник зорко оглядел испачканного в крови сына.
— Я находился возле Управления МПЗГ, когда они открыли огонь по людям. Были пострадавшие. Одного мы отвезли в больницу.
Мать опустилась на стул.
— Но генерал сказал, что жертв нет.
— Ну, можешь передать ему, когда увидишь, что на Руа-Антониу-Мария-Кардозу жертвы были, и не одна.
— В больницу, когда ты там был, привозили еще раненых?
— Меня заперли, чтобы я не мог уйти.
Полковник кивнул; он хмурился, но с улыбкой глядел на сына.
— Ты останешься здесь и позаботишься о матери, — сказал он. Притянул к себе дочь и поцеловал ее в голову. — Не покидайте квартиры, пока я не скажу, что опасность миновала.
— Ты это увидишь, — сказал Зе. — Народ танцует на улицах.
— Мой сын… коммунист, — сказал полковник и покачал головой.
В двенадцать тридцать в камеру Фельзена в тюрьме Кашиаш вошел охранник с едой. Поднос он поставил на койку. Все утро тюрьма гудела. Политические вновь и вновь запевали антифашистские песни, и охрана давно уже оставила попытки их утихомирить.
— Ничего мне не расскажете? — спросил Фельзен.
— Ничего для вас интересного, — ответил охранник.
— Я спросил, потому что атмосфера в тюрьме сегодня какая-то другая.
— Некоторые наши друзья, возможно, скоро покинут эти стены.
— Да? Почему это?
— Просто маленькая революция… Но, как я и сказал, ничего для вас интересного.
— Спасибо, — сказал Фельзен.
— Nada, — ответил охранник. — Не стоит.
Шагая по коридору родильного отделения вслед за медицинской сестрой больницы Сан-Жозе, сеньор Акилину Оливейра имел все основания чувствовать себя счастливым. Ему сообщили, что четвертый его ребенок — мальчик, весом три семьсот и совершенно здоровый. Протискиваясь во вращающиеся двери, сестра сыпала словами и, казалось, вовсе не ждала его ответа: