Паулу Бранку мы подняли с постели. К двери он подошел в шортах и с явными следами недавних любовных утех, хотя партнершу его мы не увидели, если не считать выпроставшейся из-под простыни смуглой руки и коричневой ступни, свесившейся с кровати. Он был красив той банальной красотой, которой могут похвастаться сотни мужчин — зачесанные назад черные волосы, темно-карие глаза, твердый подбородок, накачанное тело. Держался он с любезной уверенностью, которую утратил, едва увидев наши документы.
Мы прошли в огромную гостиную с большим, от пола до потолка, окном в эркере и чудесным видом из него. Сели за стол, на котором были разбросаны фотографии и лежали четыре ярких навороченных мобильника.
— Вы знакомы с сеньорой Терезой Оливейрой? — спросил я.
Он нахмурился.
— Это жена доктора Акилину Диаша Оливейры, адвоката. У них дом здесь, в Кашкайше, — напомнил я ему.
— Да, мы знакомы.
— Каким образом?
— В прошлом году я продал им компьютер.
— Вы занимаетесь торговлей компьютерами?
— Раньше занимался. Теперь работаю на Экспо. Большинство оборудования поставил туда я.
— Это то барахло, что не работало? — поспешил подковырнуть его Карлуш.
— У нас были сложности с установкой.
— Но деньги вы, однако, получили?
На фотографиях на столе был запечатлен сельский дом — судя по местности, в Алентежу: вокруг пробковые дубы и оливковые деревья. Еще одна примета роскоши.
— Это тоже ваш? — спросил Карлуш.
Он кивнул.
— Нам известно, что вы находились в связи с женой адвоката. Когда это имело место?
Он кинул взгляд через плечо на дверь спальни и чуть приоткрыл ее.
— В мае, — сказал он. — По-моему, это был май прошлого года. Можно мне кофе выпить? Хотите?
— Мы ненадолго вас задержим, — сказал я. — Зачем вы вступили в связь с Терезой Оливейрой?
— Что за странный вопрос!
— Простейший, по-моему, — заметил Карлуш.
Он наклонился через стол, изображая доверительность.
— Ей был нужен секс. Она сказала, что ее старичок больше на это не способен.
— Где это произошло?
— В обычном месте, — отвечал он; убедившись, что мы не налоговики, он приободрился, и к нему отчасти вернулось нахальство.
— Место?
Он улыбнулся Карлушу любезнейшей из своих фальшивых улыбок.
— В их лиссабонском доме.
— А здесь?
— Раз или два по пятницам, когда я возвращался домой пораньше, она приезжала и сюда, но чаще всего это бывало в Лиссабоне. Я выезжал по звонкам к клиентам и заскакивал к ней.
— Ну а дочь? — спросил я. — Катарина?
Он бросил на меня взгляд человека, чей парашют не раскрылся.
— Дочь? — удивленно переспросил он.
— Ее звали Катариной.
— Звали?
— Так я выразился.