Когда она подошла, он повернул ее к себе спиной.
— Нагнитесь.
Когда она легла грудью на стол, он задрал ее юбки и несколько секунд гладил ее ягодицы. Потом опустил юбки на место и сказал:
— Спасибо. Можете вернуться на место.
Женщина бросила на него вопросительный взгляд, но промолчала, как всегда.
— И вас не смущало, что кто-нибудь может заглянуть сюда вопреки моему указанию? — спросил он, когда она села на место.
— Смущало.
Она сжала зубы и не смотрела на него.
Граф переменил тему.
— Кстати, нам с вами необходимо съездить к одному человеку сегодня. Надеюсь, вы будете готовы через полчаса.
Она бросила на него взгляд, длившийся не более сотой доли секунды, но там был откровенный страх. Он решил, что успокаивать ее заранее бессмысленно, поступки говорят ярче слов.
— Что я должна надеть?
Таким окольным вопросом она пыталась угадать, что он задумал.
— Вашу обычную одежду.
Она кивнула.
Когда они подъехали к дому мистера Флитвуда, Джоанна не удержалась и спросила:
— Что вы задумали?
Она вполне готова была услышать, что он решил все-таки отдать ее этому человеку, и готова была бороться. У нее в сумочке лежал пистолет — так, на всякий случай.
— Ничего особенного, всего лишь выкупить расписки вашего мужа и показать Флитвуду, что у вас появился покровитель, — сказал он бесстрастно. Джоанна как-то обмякла и недоуменно похлопала ресницами. Он уже вышел из экипажа и протянул ей руку.
Уверившись, что на уме у графа нет ничего плохого, Джоанна получила истинное удовольствие, наблюдая, как ее любовник изничтожает этого мерзкого червяка Флитвуда. Как оказалось, тот безбожно солгал, и расписок Лэнгфорда у него набралось на сумму, в полтора раза меньшую. Джоанне лишь оставалось гадать, во что ей обойдется этот якобы благородный поступок ее любовника.
Кажется, прошлым вечером граф потребовал правду в обмен на эти долговые обязательства… Сможет ли она рассказать ему правду?..
Когда они вернулись в особняк, граф не позволил ей удалиться в ее комнату, провел в свой кабинет. Там он вручил ей расписки и сказал, указав на пылающий в камине огонь:
— Можете сжечь.
Джоанна давно привыкла пользоваться любым удобным случаем, и потому не стала задавать графу все свои «зачем» да «почему», а просто кинула ненавистные бумажки, не дававшие ей вздохнуть свободно, в огонь. Потом она повернулась к графу:
— И что вы потребуете от меня за эту милость?
— Ничего сверх обычного. Но вы должны посчитать, что теперь вы моя на три месяца, не меньше. Или пока мне не надоест.
Джоанна обреченно прикрыла глаза. Но девяносто дней все-таки не вся жизнь. Три жалких месяца и, может быть, еще чуть-чуть.