Почему он не смотрит на детей?
Курт чуть заметно покачивается взад-вперед, не сводя взгляда с Ребекки и Томаса.
Что произойдет теперь? Курт снимет с плеча ружье и застрелит ее? Раз, два, три — и готово. Полная чернота. Она должна выиграть время. Говори, женщина. Подумай о Саре и Лове.
Ребекка упирается ладонями в крышку стола и приподнимается со стула.
— Сядь! — приказывает ей Томас, и она плюхается назад, как собака, боящаяся хозяйской порки.
Сара всхлипывает во сне, но не просыпается. Поворачивается в кровати, и ее дыхание снова становится ровным и глубоким.
— Так это был ты? — бормочет Ребекка. — Но почему?
— Это был сам Господь, Ребекка, — серьезно отвечает Томас.
Она узнает этот серьезный голос, эту позу. Именно так он стоит, именно таким тоном говорит, когда собирается вложить в сознание публики важный посыл. Весь его облик меняется. Он словно скала, возникшая из-под земли, уходящая корнями в земное ядро. Весь проникнутый серьезностью, силой, уверенностью. И одновременно — преклонением перед Богом.
Зачем разыгрывать перед ней весь этот спектакль? Нет, это не для нее. Это для Курта. Он… манипулирует Куртом.
— А дети? — спрашивает она.
Томас склоняет голову. В его голосе звучит надрыв, хрупкая нотка. Кажется, голос не совсем подчиняется ему.
— Если бы ты не… — начинает он. — Даже не знаю, как мне простить тебя за то, что ты вынуждаешь меня к этому, Ребекка.
Словно по невидимому знаку, Курт снимает правую перчатку и вынимает из кармана комбинезона моток пеньковой веревки.
Ребекка поворачивается к Курту. Голос ее с усилием преодолевает комок, блокирующий горло.
— Ты ведь любишь Санну, — говорит она. — Как ты можешь любить ее — и убить ее детей?
Курт закрывает глаза. Продолжает покачиваться взад-вперед, словно не слыша. Затем его губы беззвучно шевелятся, прежде чем он отвечает:
— Это дети тьмы. Их надо убрать с дороги.
Если бы ей удалось заставить его говорить! Выиграть время. Она должна подумать. Вот зацепка. Томас дает ему говорить, боится прерывать.
— Дети тьмы? Что ты имеешь в виду?
Она наклоняет голову и подпирает щеку ладонью, как обычно делает Санна, изо всех сил стараясь придать голосу спокойствие.
Курт говорит куда-то прямо перед собой, глядя на керосиновую лампу, словно он один в комнате или в огне скрыто живое существо, которое слушает его.
— Солнце светит мне в спину. Впереди меня падает моя тень. Она опережает меня. Но когда я вхожу, она отступает. У Санны будут новые дети. Она родит мне двух сыновей.
«Меня сейчас вырвет», — думает Ребекка и чувствует, как фарш из оленины вместе с желчью устремляется вверх.