Монс последовал за ней.
Врач оказался низеньким мужчиной со светлыми седоватыми волосами. У него было загорелое лицо, кожа на носу облупилась — судя по всему, он только что вернулся из отпуска, проведенного где-то в теплых краях. Белый халат, небрежно расстегнутый, был надет поверх джинсов и бирюзовой футболки. В кармане халата теснились блокнот, несколько ручек и очки.
«Кризис среднего возраста с симптомами хиппи», — подумал Монс.
Здороваясь, он встал совсем рядом с врачом, вынудив смотреть на себя снизу вверх, как на звездное небо.
Они вошли в ординаторскую.
— Это ради ее же блага, — пояснил врач Монсу. — В реанимации, приходя в себя от наркоза, она вырвала из вены иглу. Сейчас ей дали немного снотворного, но…
— Она задержана? — спросил Монс. — Арестована?
— Насколько мне известно, нет.
— Принималось ли решение о принудительном лечении? Есть ли заключение комиссии?
— Нет.
— Отлично. Выходит, у вас тут полный беспредел, — с презрением заявил Монс. — Вы привязываете ее к кровати, не имея на то решения ни полиции, ни прокурора, ни главного врача. Незаконное лишение свободы. Возбуждение уголовного дела, штраф и замечание дисциплинарной комиссии с занесением в ваше личное дело. Но я здесь не для того, чтобы создавать вам неприятности. Расскажите мне, что произошло, полиция наверняка вас проинформировала, развяжите ее и налейте мне чашку кофе. В обмен на это я буду сидеть рядом с ней и следить, чтобы она не наделала глупостей, когда очнется. А я обещаю не заявлять на действия больницы.
— Информация, которую мне сообщила полиция, охраняется служебной тайной, — вяло проговорил врач.
— Услуга за услугу, — проворчал Монс.
Некоторое время спустя Монс сидел, откинувшись на неудобном стуле возле кровати Ребекки. Левой рукой он мягко держал ее за пальцы, а в правой у него был пластмассовый стаканчик в коричневом подстаканнике с обжигающе горячим кофе.
— Чертова кукла, — бормотал он. — Просыпайся скорее — вот я тебе устрою.
* * *
Темнота. Затем — темнота и боль. Ребекка осторожно открывает глаза. На стене над дверью висят большие часы. Минутная стрелка вздрагивает каждый раз, когда собирается перепрыгнуть к следующей отметке. Ребекка щурится, но не может понять, что показывают часы: день сейчас или ночь. Свет режет глаза, как ножом. Прожигает в голове дыру. Голова почти разрывается от боли. Каждый вздох — невыносимая боль. Язык прилип к гортани. Она снова закрывает глаза и видит перед собой исполненное ужаса лицо Весы Ларссона. «Не делай этого, Ребекка. Это будет потом преследовать тебя всю жизнь».