Она убеждала себя, что поддерживает мужа. Но не крылось ли за этим желание, чтобы он стал другим?
Вот Томас Сёдерберг поднялся и подошел к госпел-хору. На нем черный костюм. Обычно он носил яркие галстуки, где-то на грани допустимого, но сегодня выбрал скромный серый — как перевернутый вверх тормашками восклицательный знак под пиджаком.
Он воспринимал свое нынешнее завидное положение с такой же небрежностью, как когда-то свою… нет, не бедность, но безденежье. Два человека на одну зарплату пастора. Но их это, кажется, мало волновало, даже тогда, когда они обзавелись детьми.
Потом все изменилось. Теперь Томас стоял в роскошном костюме из шерстяной ткани и беседовал с хором. Сказал, что случившееся ужасно. Одна из девушек начала громко всхлипывать. Стоявшие рядом обняли ее.
— Плакать — это нормально, — сказал Томас. — Человек должен выразить свою скорбь. Но… — Тут он глубоко вздохнул и произнес последующие слова по отдельности, с небольшой паузой. — Но терять — это не нормально. Отступать — не нормально.
Карин почувствовала, что не в состоянии дослушать до конца. И без того знала примерно, что еще он скажет.
— Привет, Карин! А где Гуннар?
Рядом с ней уселась Майя, жена Томаса, — длинные волосы песочного цвета, чуть-чуть наложенной тайком косметики: никакой помады, никаких теней, лишь немного туши и румян. Не то чтобы Томас выступал против макияжа, но Карин подозревала, что свою жену он предпочел бы видеть ненакрашенной. Несколько лет назад Майя захотела постричься очень коротко, но Томас встал насмерть.
— Он только что был здесь. Сейчас вернется.
Майя кивнула и спросила:
— А где Веса и Астрид?
Похоже, сегодня строгая проверка присутствия. Карин приподняла брови и покачала головой.
— Сейчас особенно важно, чтобы все сплотились, — сказала Майя вполголоса.
Карин посмотрела на красную розу, которую та держала на коленях.
— Ты собираешься положить ее среди других?
Майя кивнула.
— Да, но я подожду, пока начнется собрание. До сих пор не могу осознать, что случилось. Все это просто не укладывается в голове.
«Да, не укладывается, — подумала Карин. — Что же теперь будет без Виктора?»
Виктор отказывался подстригать волосы и надевать костюм. Отказывался от повышения зарплаты, заставив Томаса перевести деньги организации «Врачи без границ». Она вдруг вспомнила, как семь лет назад побывала в Стокгольме на конференции. Тогда ее поразило, как много там молодых парней, одетых так же, как Виктор. В метро и в кафе. Нелепые вязанные шапочки, мягкие сумки на плече, джинсы, висящие мешком на узких бедрах, замшевые куртки шестидесятых годов, медленная небрежная походка. Своего рода антимода — удел красивых и уверенных в себе.