Эти воспоминания так развеселили Сиввинга, что он расхохотался до слез. Белла на своей подстилке подняла голову и радостно залаяла.
— Или как в тот раз, когда ты запустила камнем в голову Эрику за то, что мальчишки не взяли тебя с собой поплавать на плоту, — продолжал Сиввинг, хохоча так, что весь его большой живот сотрясался.
— На эти преступления уже вышел срок давности, — улыбнулась Ребекка и дала Белле кусок своей булочки. — А кто расчистил наш двор — ты?
— Да. Думаю, Инга-Лиль и Аффе с удовольствием займутся другими делами, когда приедут сюда. А мне движение полезно.
Он похлопал себя по животу.
— Эй, где ты? — раздался на лестнице голос Санны.
Белла подскочила и загавкала.
— Я здесь, внизу! — откликнулась Ребекка.
— Привет, — сказала Санна, спускаясь. — Все в порядке, я люблю собак.
Это последняя фраза была адресована Сиввингу, который держал Беллу за ошейник. Санна наклонилась, давая Белле себя обнюхать. Сиввинг посмотрел на нее с серьезным лицом.
— Санна Страндгорд. Я читал о твоем брате. Ужасная история. Соболезную.
— Спасибо, — проговорила Санна, обнимая дружелюбную собаку. — Ребекка, Курт звонил. Он уже едет сюда с ключом.
Сиввинг поднялся.
— Кофе? — спросил он.
Санна кивнула и приняла из его рук кружку толстого фаянса с узором в виде коричневых и синих цветов по краю. Сиввинг поднес ей пакет с булочками, предлагая обмакивать их в кофе.
— Какие вкусные булочки! — отметила Ребекка. — Кто их испек? Неужели ты сам?
— Да нет, это Марри Куоппа, — смущенно пробормотал в ответ Сиввинг. — Для нее невыносима мысль, что в деревне есть холодильник, не заполненный булочками.
Ребекка улыбнулась тому, как он произнес имя Марри — в рифму с «Харри».
— Мне кажется, эту добрую женщину все же зовут Мэри, — сказала Санна и рассмеялась.
— То-то и оно, и учитель в народной школе тоже так думал, — подхватил Сиввинг и стряхнул со скатерти крошки, которые Белла тотчас же слизнула. — Но Марри только смотрела в окно и притворялась, что это не к ней обращаются, когда он говорил «Мэ-эри».
Последнее слово Сиввинг проблеял, как овца. Ребекка и Санна захихикали и переглянулись, точно маленькие девочки. Вся напряженность в их отношениях вмиг улетучилась.
«Я все же люблю ее, несмотря ни на что», — подумала Ребекка.
— Кажется, здесь в деревне был еще человек по имени Кларк, — вспомнила она. — Его родители были без ума от Кларка Гейбла.
— Нет-нет, — усмехнулся Сиввинг, — должно быть, это было где-то в другом месте. В нашей деревне о человеке с таким именем не слыхали. Зато твоя бабушка знавала в молодости девочку, которой и впрямь не повезло с именем. Она родилась очень слабенькой, и поскольку родители не надеялись, что она выживет, то попросили деревенского учителя наскоро ее окрестить, чтобы умерла крещеной. Учителя звали Фредрик. Но девочка выжила, и настал день, когда ее принесли к пастору крестить по-настоящему. Пастор знал, разумеется, только шведский, а родители говорили на торнедальском диалекте финского. И вот пастор взял девочку и спросил, как ее будут звать. А родители подумали, что он спрашивает, кто ее крестил, и ответили: «Феки се касти» — «Фредрик крестил». «Ага», — сказал пастор и записал в церковную книгу «Фекисекасти». А вы знаете, с каким уважением относились тогда к служителям церкви. Девочку так и звали Фекисекасти до конца ее дней.