Да, да, уважаемый Айзек, знаем мы вас, а также интерес к вашей ну просто «кристально чистой» персоне со стороны всяких там «коррумпированных чинуш». Поди, опять выступили посредником в сбыте краденных художественных ценностей? Интересно было бы узнать, в какой музей или частную коллекцию сделали визит подельнички моего приятеля Айзека Гузмана, на сей раз? Насколько мне помнится, особенно громких ограблений за последние три-четыре месяца не отмечалось. Хотя… постойте!.. Кажется, было в Мельбурне, что-то там насчет пропажи каких-то древних артефактов: то ли старинных масок, то ли томагавков — точно не стану утверждать. Вполне возможно, что именно здесь и зарыта собака. Впрочем, плевать мне на проблемы моего уважаемого консультанта, посмотрим, что он там дальше пишет в своем послании.
После пространного, но малосодержательного вступления консультант еще немного пожаловался на жизнь и лишь в самом конце в двух сухих строчках сообщил, что интересующее меня лицо постоянно проживает в Москве. Полное имя его Воронцов Павел Афанасьевич. К письму — что самое важное — прилагался точный адрес, телефон, а также довольно подробное досье на коллекционера.
Дочитав послание, я мысленно возблагодарил своего агента за предоставленную в мое распоряжение информацию, а также искренне пожелал ему успешно выпутаться из неприятной для него ситуации. Затем я скомкал письмо вместе с конвертом и положил бумагу в пепельницу, стоящую на журнальном столике. В следующее мгновение письмо господина Гузмана исчезло в яркой магниевой вспышке — не в моих правилах оставлять после себя подобные предметы, поскольку небрежности такого рода в прошлом стоили жизни не одному моему коллеге по магическому цеху. В данный момент я хоть и находился вне пределов основного ареала обитания чародейского сословия, и вряд ли в пределах этого мира найдется второй маг, способный померяться со мною силами, все равно пренебрегать правилами личной безопасности не стоило. К тому же, одного взгляда, брошенного на письмо мне было вполне достаточно, чтобы в любой момент воспроизвести его содержание с точностью до последней запятой. Насколько мне помнится, в данном мире это называется «фотографической памятью».
Затем я поднялся с кресла и начал расхаживать взад-вперед по гостиной комнате, переваривая полученную информацию.
Согласно сведениям, полученным от моего агента, гравюра Уильяма Блейка находится в Москве. Не ближний свет, конечно, но с помощью транспортных средств местных туземцев не составит ни малейшего труда добраться до места за несколько часов. Таким образом, если господин Айзек Гузман не ошибается, а он (как я успел убедиться за время нашего знакомства) ошибается лишь в тех случаях, когда ему это выгодно, гравюра практически у меня в кармане. Оказавшись в Москве, я уж как-нибудь сумею убедить этого Воронцова Павла Афанасьевича (черт побери, эти заковыристые русские имена) уступить мне гравюру Блейка, благо, как произведение искусства особенной ценности она не представляет.