Начальника аэродрома (впоследствии говорили) расстреляли будто по приказу самого Гитлера. Не столько за самолет, сколько за сам факт. Лагерфюрера — того рыжего и длинного гауптмана — в тот же день посадили и затем упрятали неизвестно куда. Нас всех загнали в лагерь и трое суток не выводили на работу. Таскали в комендатуру на допросы, особенно нашу, четвертую штубу. Многих били, и мне попало. На меня показал штубэльтестер — белобрысый Герман, ты его знаешь хорошо. Он сказал, что мы были друзьями, и я не мог не знать о предстоящем побеге. Над нами издевались, жестоко пытали. Но мы выдержали.
Я решил тоже во что бы то ни стало бежать. Однажды, возвращаясь из порта, где мы грузили на корабли оборудование (в связи со стремительным наступлением наших войск немцы начали срочно эвакуировать с острова все свое хозяйство), я на ходу выбросился из автомашины. Но — неудачно: сломал левую руку. Меня подобрали, а через некоторое время отправили в лагерь смерти Берген-Бельзен. Здесь я был освобожден нашими войсками. В марте 1946 года вернулся на Родину, демобилизовался. Сейчас работаю в областном управлении мебельной и деревообрабатывающей промышленности начальником конструкторского бюро. Живу хорошо. Жена тоже работает, она у меня педагог.
Дорогой Михаил! Очень хочется встретиться, вспомнить наше тяжкое прошлое, вместе порадоваться нашим сегодняшним счастливым дням.
Михаил! Ты, возможно, забыл меня? Посылаю фота 1949 года, это более подходит к тому времени: сейчас я, конечно, изменился. Мы с тобой ведь годки. Я бывший инженер железнодорожного транспорта, военное звание — капитан, был начальником разведроты. В плен попал в 1942 году с тяжелым штыковым ранением в живот. Бежал и примкнул к партизанам. Потом снова попался в лапы гестапо. Началась кошмарная жизнь в концлагерях. В лагере Свинемюнде я встретился с тобой. У меня был 11187 номер. А имени, как и у других, не было…
— Ну, до встречи, дорогой! Пиши.
Сердечный привет и самые лучшие пожелания твоему семейству.
М. П. Лупов, г. Саратов, Кирпичная, 51, кв. 2.
ПРИЕЗЖАЙ В ГОСТИ
Дорогой Михаил Петрович! Очень рад твоему письму. Несказанно рад, что многие наши товарищи по лагерю живы и трудятся. Ведь до твоего письма о их судьбе я почти ничего не знал.
Михаил Петрович! Не слышно ли что о Николае Чесных? Очень хороший был человек. Мы с ним были большими друзьями. Хотелось бы знать что-нибудь о Китаеве. Помнишь, как он пел наши русские песни? Душа разрывалась.
После того как немцы обнаружили наш подкоп, меня много пытали, требовали выдать зачинщиков. Гауптман схватил меня за горло и чуть не задушил. Но я не сказал ни слова. Тогда он отпустил меня и дал понять: будешь повешен. Вечером я некоторым товарищам дал свой домашний адрес, чтобы они, если останутся живыми, написали бы о моей смерти. Но вот прошло столько лет, и ни от кого не было письма. Вот почему я решил, что все мои друзья погибли.