– Упрямство – опасная вещь, можно сказать, подсудная, – сказал ему Три Копейки. – У моего дружка инспекция сети сняла. Он из упрямства поставил их опять на том же месте. Их опять сняли. Он из того же упрямства поставил третий раз. Теперь отбывает. У инспекции тоже нервы есть, браток, как и у судьбы, – запомни это.
– Возьми меня браконьерничать, – сказал Адька. Три Копейки неожиданно хихикнул и уставился в свой стакан. Как будто человек давно загадал, что вот такая цифра выпадет в такой момент, и предвидение его сбылось.
– Айда, сибиряк, – несерьезно сказал он. – Учти, влипнем – оба за решетку, и никто не будет слушать, что ты тут вроде как экскурсант.
– Так даже интереснее, – сказал мрачный Адька.
В назначенный ночной час Адька пришел к той самой коряге у Кубани, у которой они познакомились. Из–за поворота вынырнула бесшумная остроносая байда, и Три Копейки, не глуша мотор, махнул рукой: «Садись!»
Они долго плыли в тени то одного, то другого обрывистого берега.
– Опасное место, – сказал Три Копейки, – здесь засаду им легче поставить.
Потом Кубань пошла в камыши, стоявшие плотной однообразной стеной. Три Копейки неожиданно ткнул лодку в камышовую стену, пробил ее, и они очутились в канале. Камыши почти задевали борта лодки, так длилось долго, нескончаемо долго, наконец вынырнула ровная сверкающая в лунном блеске гладь – лиман. Одну сеть Три Копейки поставил где–то просто посреди воды, черт его знает, как он потом собирался ее искать, сеть была начисто утоплена в воду, даже вешки не торчало. Лиман лежал ровный, от теплой воды пахло болотом, и в этом болотном запахе с неистовым рвением работали комары. Откуда–то из ночной темноты донесся стук лодочного мотора.
– Уйдем от греха, – сказал Три Копейки, прислушавшись. Он потянул шнур, и мотор приглушенно заурчал под чехлом. Вообще вялый завсегдатай заведения Иисуса Христа исчез, и Адька видел собранного, решительного человека.
На каком–то изгибе камышовой стены Три Копейки резко включил газ, лодка рванулась, и острый нос ее снова влетел в камыши. Через минуту они уже стояли в небольшом плесе, скрытые от всего мира.
– Ну вот, – сказал Три Копейки, – теперь нас ищи. Жалею я эту инспекцию. Им моторы казна дает, у нас свои, выхоженные, и лодки мы сами делаем, которые сквозь камыш, как сквозь воду, проходят. И стрелять он в меня может, только если я в него перед этим пять раз пальну. И время у меня свое. Он отчеты составляет, а я изучаю местность. Жестокие законы нужны, чтоб нашего брата искоренить, а так… газетные статейки и небольшая польза. Я так думаю: увидел ночью в неположенное время в лимане лодку – и открывай огонь без предупреждения. Сейчас инспекция на одних засадах живет. Но лиманов много, их мало. Ну, наткнулся я на засаду, им надо мотор завести, а я в уход. Пока убегаю, я сети в воду сброшу, они у меня уже заранее к грузу привязаны. Без сетей – берите. Никакой суд не признает меня виновным. Просто выехал погулять. Изнашиваются в этих условиях у инспектора нервы, и становится он простым обывателем службы за зарплату или нарушителем того закона, который и браконьера охраняет как личность и гражданина страны.