- Так это ты плакатики понавешал?
- Какие? - хитрит глаза Седой.
- Такие же, как твоя реклама над рекой - тот же стиль, та же рука: "За сбор ягод комбайном - расстрел на месте! - согласно распоряжению месткома за номером девять..."
- Нет, это Михей придумал. Михей-Лешак - он в прошлом году умер.
- Я все насчет номера распоряжения хотел спросить. Номер девять? Значит и другие есть?
- Есть и будут, - убежденно говорит Седой. - Мне Михей на смертном одре завещал лес содержать, вот и стараюсь по мере возможностей.
- То-то смотрю, закоренел на местном, и даже речь...
- Плохо?
- Чего же плохого-то, должны быть дежурные по России...
...Седой, где бы ни был, хоть даже в ближний город съездит, а и там без дела стоять не может - увидит - дрова складывают, пристроится помогать.
- По слою как раз колоть хорошо. Против слоя пилить надо потихоньку, а не рубить с замаха. Иначе щепок не оберешься, и каждая в глаз норовит.
Седой говорит, как работает - обстоятельно, но, вдруг, задумается и такое начинает выводить:
- С Россией тоже так. В революцию по слоям раскололи, порезали на лучину и склеили заново. Сквасились на чужой идее, выдавили накипь, смолу, клей, временем ушло чуждое, осталось свое - стал чистый мореный дуб! В Мировую попробовали нас западники перерубить - по им и вдарило! Тогда стали пилить, сперва потихоньку, потом на все зубцы, на всю собственность. Но и это бы не удалось, если б жучка не напустили - трухлю делать. За трухлю больше дают - в цене. В чужой цене. Угадай, что жучки эти дальше делать будут?
- На новое место перейдут?
- Не осталось таких мест.
- Так что будет?
- Ничего! - зло выговаривает Седой. - Для твоих внуков - ничего, да и тех не будет!
Развернется и уходит, оставив мужика смотреть на полено. И уже хочется ему этим поленом пойти и кого-нибудь шмякнуть. А еще пуще, чтобы много народа с поленьями, и все знали куда идти. Для такого дела собственную бы поленницу разорил - отдал, не жалко.
В старину быть Седому злым на слово юродивым.
- Полегчало нашей сторонушке - пореже дышать стала - скоро вовсе... - разводит руками, но не говорит, что "вовсе", да никто и не переспрашивает. Иная недомолвка многих слов стоит.
Разговоры 90-х (да и позже) у людей того возраста, когда знаешь чего ждать лично, но любопытно, что ждет других, с чего не начинались - о дороговизне ли, о неустройстве, общей озлобленности - когда такое было, что власть к народу так зверела, а народ к себе! - на те деньги переходили, что по копеечке на сберкнижки откладывали - на похороны себе. И в два дня - как корова языком! Имя той коровы никто не называл - путались, хотя некоторые продвинутые и осторожно, с оглядкой, указывали раздвоенными перстами на тогдашнего - хрен поймешь по должности - Кириенку, еврейского мальца, чертом из коробочки вынырнувшего, появившегося из ниоткуда и нырнувшего опять в никуда. Сделал дело!