Без страха смерти не выживешь. Петька-Казак ко всему, что есть, страх потерял. Одно дело в боевых столкновениях идти наперекор, до конца. Другое... При таком раскладе либо убьют, либо сядешь. Сидеть в Либерии не хотелось, еще меньше хотелось быть убитым. Только вот Сергей-Извилина заставил работать не по профилю...
На английском жестикулировал (по местным меркам) достаточно бегло. Обязался увезти в Европу, чем покупал на какое-то время их преданность, без стеснения давал и другие обеты, то есть, жил (вел себя) согласно местным традициям - обещать много больше, чем можешь или намериваешься сделать - цивилизованно. Прослыть щедрым человеком в подобных странах достаточно легко. Но Петька-Казак обелил кредит тем, что сразу же выложил "на семью" четыре тысячи долларов - сумму для здешних мест огромную, более чем достаточную для двух билетов в Европу и выполнения всех формальностей по подгонке документов. Видел как радовался за свою новую семью его подопечный, и был недоволен, что далее во всем приходилось пользоваться преимуществом зигзага - ложью как хочешь вертишь, а правде путь один. Чувствовал себя тошно, потому как знал расклад наперед. И сверх расклада знал, что если будет когда-либо судьба еще раз встретиться с этой семьей - горевать по их "ушедшему белому", и сразу же, пока не зарезали, предлагать, как компенсацию, нового. И если к этому времени не будет под рукой Лешки, или иной "ходячей белой надежды", то ожениться самому на молодой мумбе или ее сестре-вдове. Родственные отношения в вопросах уничтожения себе подобных, все-таки самые крепкие.
...Сделал все, о чем просил Извилина, включая то, что на последнем отрезке маршрута геолога не уберег. Не самого худшего из людей, которых ему приходилось когда-либо "стирать", но заработавшего исчезновение из списков по факту готовности продаться чужим, в клювике снести те секреты, в которых ранее не был уверен, но в которых, к последнему в своей жизни восторгу, смог убедиться. Казак бесился от мысли, что предательство может быть столь симпатичным на характер. И теперь сердился на Извилину, что тот не торопится принимать от него ни отчет, ни образцы с бумагами, которые заложил в известный лишь им двоим схрон, и тому, что держался словно ни в чем ни бывало, удивляясь камушкам, которым никак удивляться не должен, едва ли сердясь на то, что он, Петька-Казак, как бы протестуя, доставил с того района еще и два живых образца, но под другую, наскоро состряпанную легенду...
Врать средь своих не положено, но присочинить - Петька утешался тем, что именно "присочинил" - не возбраняется.