— Как сцены снимать будем? — спросил дрессировщик. — По порядку?
— По порядку.
Дрессировщик попросил снять ему комнату в той деревне, где жила собака. Комнату нашли, и он приступил к работе.
Тут пришла телеграмма от Бондарчука, потом приехал Леонов, — в общем, все планы поменялись, и начали мы снимать со сцены в духане. Привезли на машине дрессировщика с собакой. Тянут деревенскую собачку из машины, а она со страху не идет — ползет. Когда дотащили ее до декорации духана и посадили за стол, она описалась, положила голову на стол и с тоской смотрела на окружающих. Дрессировщик возмущается:
— Вы снимаете не по графику. Сейчас собака подготовлена только к сцене на мосту. Духан мы еще не отрабатывали.
— Ну так отработайте! — закричал Дато Кобахидзе. — Здесь написано: во главе стола, положив голову на тарелку, спал Шарик. Прикажите ему, чтобы спал!
— На это нужно время. А халтурой я не занимаюсь.
— Снимай так, — говорю Вадиму.
Сняли крупно голову собаки на столе.
— Теперь она должна по команде «смирно!», покачиваясь, подняться и замереть! — Дато показал дрессировщику сценарий. — Вы это читали?
— Читал.
— Ну тогда что вы стоите? Делайте что-нибудь!
— Еще раз повторяю: собака к этой сцене не готова.
— Ну, пусть хотя бы голову поднимет, — сказал я.
— Это невозможно! Я в халтуре участия принимать не буду! Не дождетесь! — разозлился дрессировщик и отошел.
— Аферист! — крикнул Дато. И сказал Юсову: — Вадим Иванович, по моей команде включайте камеру.
Он залез на осветительные леса, попросил осветителей, чтобы они держали его за ноги, свесился, крикнул: «Камера!» — и начал громко мяукать.
Собака посмотрела на Дато и жалобно завыла.
— Снято, — сказал Юсов. — Съемка окончена.
Чтобы успеть снять сцены с солдатом в те три дня, на которые смог приехать Леонов, мы работали на износ. В один день сняли проход по улице, подход к дому Бенжамена и духан. И вечером выехали в Гори, чтобы на следующий день с утра снять сцену на мосту. А пока снимали эту сцену, декорации духана должны были срочно переделать в столовую Бенжамена.
В пять утра у моста стали гримировать актеров, ставить камеру, осветительные приборы.
Ко мне подошел этот дрессировщик:
— Георгий Николаевич, давайте решим, что будет делать собака.
— Там написано. Должна бежать рядом с актером, — я насторожился: что еще придумает этот жулик. — Вы же утверждали, что к этой сцене собака готова.
— Да, готова, — сказал дрессировщик. — А вот у меня такое предложение: когда солдат говорит «Эрзерум — это он», Шарик встанет на задние лапы и отдаст Кикабидзе честь.