— Ну, это не факт, — сказал я. — Я вот не принимал и не принимаю. Ну, что ты отвернулся?
— Георгий Николаевич, — сказал парень, — если честно — ну какой вы режиссер!
И он мне поведал, что еще не решил окончательно стать режиссером. Потому что, может быть, он поедет в Индию и станет там буддистом. «Господи, — подумал я, — сколько мусора у парнишки в голове!»
После работы в нашей съемочной группе его взяли на «Грузия-фильм». Он работал помрежем, ассистентом режиссера, иногда снимался. Я его видел в детективе Тито Калатозова (сына Михаила Калатозова) — там наш парень играл какого-то заросшего бородача.
Года через три в моей московской квартире раздался звонок. Открываю. Стоит аккуратный молодой человек, по виду — молодой дипломат: в костюме, белой рубашке, при галстуке и коротко стриженный. Тот самый парень. Он приехал поступать во ВГИК и хотел бы со мной проконсультироваться.
— А это вам, — он поставил на стул коробку с бутылками дорогого коньяка. — Папа просил передать!
— Консультироваться приходи, — сказал я. — А это забери.
Вернул ему коробку, и парень пошел вниз по лестнице. Не успел он спуститься на два пролета, как на моем этаже остановился лифт и из него вышли Бондарчук и чешский посол. А у меня ни грамма выпивки!
— Эй! — крикнул я парню: — Подожди!
Догнал его и взял пару бутылок (первая и единственная взятка в моей жизни).
— Завтра заходи, я верну.
Но он не пришел. И больше я этого парня не видел. Слышал, что во ВГИК он поступил, но не доучился и вернулся в Тбилиси. А еще мне рассказали, что через какое-то время он стал священником, служил в приходской церкви. А потом взял на себя чужую вину в серьезной политической истории (об этой истории я говорить не буду — слишком болезненная для многих тема). И его расстреляли.
Уж лучше бы он в Индию тогда уехал, голубоглазый…
Амаркорд
Фильм «Не горюй!» первым, как всегда, смотрел ОТК (отдел технического контроля). Сдавала фильм звукооператор Инна Зеленцова. Вышла после просмотра и сообщила:
— Минервин сказал, что картина гениальная.
Приятно. Минервин — опытнейший звукооператор.
И дальше всем фильм нравился. Не понравился «Не горюй!» только троим — одной красивой художнице (она полюбила меня за смелость после фильма «Тридцать три», а после «Не горюй!» разлюбила) и двум кинорежиссерам — Леониду Гайдаю и Сергею Параджанову.
С Гайдаем я дружил. Мне нравилось то, что он делал. У Леонида Гайдая особый дар. Его иногда обвиняли в том, что он ничего нового не придумывает, только берет и использует трюки немого кино, — но многие пробовали использовать трюки немого кино — и ни у кого, кроме Гайдая, ничего путного не получилось.