— Угощайтесь. — Энн составила фарфоровые чашки на блюдцах, сахарницу и вазочку с конфетами на стол, а поднос убрала.
— Спасибо. — Алан сделал глоток благоухавшего земляникой чая. — А для чего используются эти каминные экраны?
— Сейчас ни для чего, — ответила Энн. — А в те времена, когда люди еще не знали ни газа, ни электричества и часто располагались у камина, каминные экраны защищали глаза от яркого света, а лицо — от воздействия высокой температуры. — Она улыбнулась. — Особенно важную роль эти экраны играли для женщин, ведь составной частью косметики в ту пору был воск.
Представив, как расплавленная тушь стекает с ресниц великосветской красавицы, Алан усмехнулся.
— Вы удивительное создание, Энн, — неожиданно для себя произнес он. — Живете очень интересной жизнью. Я общаюсь с вами всего второй день, а уже узнал массу нового.
Энн пожала плечами.
— Это происходит всегда, когда с кем-то знакомишься.
— Не скажите. — Алан произнес эти обычные два слова настолько проникновенно, что в груди у Энн что-то сжалось. Она почувствовала, что краснеет, и, даже не притронувшись к чаю, поднялась с дивана и вышла из-за стола.
Алан тоже встал.
— Может, еще чаю? — спросила она, сознавая, что вскочила слишком рано, и еще больше тушуясь.
— Нет, спасибо.
— Тогда пойдемте в мастерскую.
Пропустив гостя вперед, Энн вскоре обогнала его и направилась к своей мастерской.
Идя следом, Алан, затаив дыхание, разглядывал нежный пушок на ее длинной тонкой шее, собранные в хвост и подпрыгивающие при ходьбе медные пружинки волос, изящную линию плеч.
Почему его с такой непреодолимой силой тянет к этой Энн, он не мог понять. На жизненном пути ему встречались и более красивые женщины, и не менее умные, но их красота и ум не касались его сердца, не будили в душе того фейерверка радостных чувств, которыми хочется подпитываться всю оставшуюся жизнь.
До сих пор Алан не заметил ни единого указания на присутствие в ее доме детей или мужчины. И хоть уверенным он ни в чем быть не мог, с удовлетворением склонялся к мысли, что она живет здесь одна.
Лишь войдя в мастерскую вместе с Аланом, Энн с ужасом вспомнила, что оставила рисунок с изображением Густава Клааса вместе с книгой и набросками на рабочем столе у окна.
На нем Густав был почти готов: восседал со щитом в руке на покрытом броней коне. Любой, кто встречал Алана Атуэлла, посмотрев на рисунок, сразу заявил бы, что лицо у персонажа книги Фраймана такое же, как у него.
Взглянув на стол и увидев, что означенный рисунок лежит поверх остальных, Энн покраснела. Затем резко повернула голову к Алану, смущенно кивнула на стул у противоположной стены, пробормотала «присаживайтесь», подошла к столу и убрала все, что на нем лежало, на верхнюю полку высокой угловой этажерки из светлого дерева.