— Всего доброго, мистер Стокер, — отозвался он, и я мог только строить предположения о том, что он услышал в моих… не словах даже, а в том, что осталось невысказанным.
И что именно должен был я ему сказать? Об этом мне оставалось только гадать, зная к тому же, что отныне мистер Пенфолд будет посещать мои сны, не отпуская меня и в часы бодрствования.
— Мисс Терри, — окликнул он, когда мы уже собрались уходить: нам с Эллен обоим не терпелось вернуться в мир за пределами обветшавших стен Степни-Лэтч. — Для меня было большой честью увидеть вас.
— Мистер Пенфолд, — отозвалась она, обернувшись к узнику. — Я буду молиться о том, чтобы, если нам суждено встретиться снова, это произошло при обстоятельствах, более благоприятных для вас.
— Вы добры, мисс Терри, но если бы у меня возникло желание молиться, я молился бы о том, чтобы больше никогда не увидеть ваше милое лицо, ибо единственные обстоятельства, более благоприятные для меня, исключают такую возможность… Всего доброго, мисс Терри.
— Всего доброго, мистер Пенфолд.
И мы поспешно распрощались с лечебницей для душевнобольных в Степни-Лэтч, отклонив показавшееся нам странным предложение доктора Стюарта выпить чаю.
Поезд, отходивший из Парфлита в 2.20, доставил нас обратно в «Лицеум» к Генри. Дорога прошла в молчании, если не считать слов Эллен:
— Ты видел это… ужасное нечто, мелькнувшее в глазах бедного мистера Пенфолда, когда он в таком обвинительном тоне заговорил с доктором Стюартом о своем заключении. Меня это просто выбило из колеи.
— Прости, Эллен. Может быть, нам вообще не стоило туда приезжать?
— Но ты видел это, Брэм? По-моему, это именно тот, если можно так выразиться, огонь очей, который выделяет безумцев среди нас.
— Прости, — повторил я. — Ничего подобного не заметил.
— Любопытно, весьма любопытно. Я точно видела в его глазах… что-то такое, чего, надеюсь, больше никогда не увижу. И может быть, ты прав: наверно, нам не следовало сюда приезжать. Это была глупость с моей стороны, Брэм, за которую я приношу извинения. Если я что-то и узнала, то, боюсь, долгое время сама не пойму, что именно.
После этих слов вновь повисло молчание, и мы вновь принялись любоваться пейзажами, проплывавшими за окнами поезда.
Конечно, я тоже заметил нечто, упоминавшееся Эллен, увидел искры, вспыхивавшие в глазах пациента. Но что это было? Приписывать это безумию я склонен куда менее, чем она, но не было ли там угрозы, исходящей от маньяка, зацикленного на одной идее, одном намерении? Может, и так, но стоит ли говорить об этом Э. Т. и пугать ее еще больше? Ибо, будь я откровенен до конца, мне пришлось бы сказать, что точно такой же, по ее выражению, «огонь очей», как у мистера Пенфолда из Степни-Лэтч, мне не так уж давно довелось видеть в глазах Фрэнсиса Тамблти.