Словно бы услышав эти мысли – а может, и правда горе так обостряет чувства? – Леня спросил:
– А Костик-то? Выкарабкался?
– Ничего, слава богу, – охотно отозвался Михаил. – Год уже чистый, поступил на исторический в РГТУ. Другим человеком стал… – И, помолчав, добавил: – Девочка у него хорошая, знаешь, в этом все дело: маленькая такая, конопатенькая… очень сильная!
– Ну, дай бог, – вздохнул Леня. – Женщина в этом деле…
И опять отвернулся к окну, за которым золотыми шарами светили во дворе фонари. Его поредевшие волосы вились на шее запущенными седыми кудряшками.
– Ленька, тебе постричься надо, – проговорил Михаил, отвлекая Друга. – У тебя на шее колечки, как у Анны Карениной.
Тот хмыкнул и сказал:
– Да, знаю. Для меня это такая морока. Меня ж всегда Лида стригла, у нее золотые руки! Никто не верил, что я стригусь дома, а не у самого модного парикмахера…
Знаем-знаем… Она усаживала тебя, голого, на низкую табуретку в ванной, обвязывала тебе шею и грудь старой простыней и покрикивала: «Сиди ровно, балбес, а то чикану не то, что надо!» Но ты, презирая опасность и оставаясь неподвижным в торсе, все же умудрялся щекотать ей ногу под коленкой, куда доставала рука, – так что вся торжественная процедура превращалась в черт-те что: она визжала, ругалась, щелкала ножницами, хохотала… и напоследок, обмахнув той же простыней твою шею, отправляла тебя в душевую кабину звонким шлепком по голой заднице…
А знаешь, друг Ленька, почему я могу легко описать всю эту сцену? Потому что меня стригли точно так же двадцать пять лет.
– Завтра сам погуляешь по центру, – сказал Леня, доливая ему чаю из стильного красного чайника. – Озеро, Старый город, собор… ну и вообще, – найдешь, что смотреть. А послезавтра – воскресенье, в горы поедем, в Сан-Серг.
– Что это – Сан-Серг?
– Да ничего, местечко такое в горах… Показать хочу.
– А…
– Помнишь книгу нашей юности – «Зима в горах» Уэйна? – живо спросил Леня. – Кстати, нигде ее не встречал с тех пор, а с удовольствием бы перечитал…
– Что-то помню, смутно… Там герой едет в горы в Уэльс? Одинок, в поисках кого бы трахнуть…
– Ну, в общем, да… Цепляется к каждой юбке и вдруг встречает любовь. Но главное там: горы, серпантин дороги, туман и железная печка, которую топят углем…
– И классовая борьба, помнится, – подхватил Михаил, припоминая фабулу книги, о которой не думал лет тридцать, но сейчас вдруг завелся от одного этого слова, от этого ненавистного слова «любовь», которое за последний месяц ему пришлось так часто слышать. – Одинокий горбун со своим автобусом против крупной транспортной корпорации… Такая левая антиглобалистская бодяга, да?