— Деньги — дело наживное. А вот часы отцовские, да заявление сельчан — того жаль. Оно — последнее, коль помру, перед Господом оправданьем будет. Что не виноват я перед властями.
— Заявление это цело. Вот оно. И часы. Только крышка погнулась. А денег нет…
— Бог с ними, сынок. Ты вот что, послухай меня. Может статься, помру. Так сыну подсоби. Он у меня — воевал. Ноги на войне оставил. За что его сюда упекли с семьей? Они навовсе не при чем. Как перед Господом говорю. Подмогни Алехе, неграмотнай он. Сам за себя не вступится нонче. Веру потерял в правду. А без ей неможно жить…
— Эх, старик, о правде говорить. Да где она? Вон мы — милиция, а не смогли тебя в больницу поместить. Врачи отказались оказать тебе помощь. Мол, врагов народа не спасаем. Так ответили. Вот и лежишь тут. А мы чем поможем? Ну водой тебя обтерли. Йодом изукрасили. Это уж не по долгу службы. Жаль, как
человека стало. А вот кто тебя мордовал, ребята теперь ищут. Ничего, найдем! — усмехнулся криво.
Пескарь отмахнулся:
— Да полно тебе. Сколько уж коптить осталось мне? Совсем мало. Оно, сдается и к лучшему, коль раней отойду. Ты про Алеху не запамятуй, сынок, он ить единый у меня. Не оставь его, — просил Пескарь.
— Задал ты мне задачку, старик. Труднее и не продумать. Умирающему нельзя отказать. Но ведь я по работе не имею права помогать ссыльным. Должность такая.
— Ты не по должности, по-людски. Ведь и у тебя дети есть, — вздохнул Тимофей.
— Может, повезет, выживешь. Тогда и подскажу, к кому за этим обратиться. А уж не повезет, придется заняться, — развел руками милиционер.
— Входи, сволочь, мародер проклятый! — распахнулась настежь дверь, в нее влетел мужик, резко подталкиваемый милицией.
— Дед, узнаешь этого? — спросил чей-то голос. Тимофей повернулся, глянул:
— Был он серед толпы. А бил, иль нет, не знаю. Обзывал, кулаки под нос совал, — ответил Пескарь честно.
— Кто был с тобой? Колись! — сунул кто-то кулаком в дых мужику. Тот осел на пол. Глаза на лоб полезли. Не мог продохнуть.
— Кто его обчистил? Кто мордовал? — сорвали его с пола и закрутив руки за спину били по шее ребром ладони.
— Я не трогал. Ушел сразу.
— Врешь!
— Ничего не знаю!
— Сунь в камеру!
Мужика увели. И тут же в дверь влетела старуха, из-за какой избили Пескаря.
— За что сына взяли? Выпускайте его! Не то в жалобах утоплю! За какого-то предателя честных людей хватаете! Его не бить, убить надо! Мало ему Костик дал. Кости переломать надо было.
Рыжеусый довольно ухмылялся, потирал руки.
— Верно, бабуля! Хорошие у вас соседи! Кто ж вступился за вас, кроме сына?