— Куда? — ахнул Алексей.
— Адресок вот запамятовали оставить. Ты нынче другого стерегись, чтоб к тебе не подкопались они, — предупредил Гусев.
— А мне бояться нечего. Все чисто.
— У меня тоже грязи не было, — огрызнулся Шаман.
— Я не прощу за отца!
— Охолонь! Не рискуй стариком и семьей. Да и о нас подумай. Нет у Усолья защиты. И быть не может. Вот и терпи, покуда жив. А чтоб теплей на душе было, скажу, что твоему деду компенсация до смерти будет выплачиваться теперь, за вред, причиненный здоровью.
— А это что? — не понял Алешка.
— Навроде алиментов на содержание. В сумме среднемесячного заработка ссыльного. Все подсобленье семье…
— Ты, что, издеваешься?
— Мало? Эти прохвосты берутся для вашего дома сделать все оконные рамы, двери, подготовить доски для пола и потолка.
— Обойдусь без говна! — вскипел Алешка.
— А зря! Они мне сапоги рады были целовать, когда я им взамен суда и тюрьмы эти условия диктовал. Вся милиция меня поддержала, что вот так я спор оборвал. Зачем нам суд? Мы сами судимы? На что вражда? Коль ни за что всех нас оклеймили врагами народа! Не сей зла, его и так много. Гаси ссоры — сказано в Библии. И я простил. За всех. И за вас… Так Усолье решило. Не я один.
— Теперь над нами все поселковые смеяться станут, — простонал Алеша.
— Ничуть. Вон поселковое бабье сколько твоему деду харчей прислало, враз сказать я не посмел. Четыре лодки — битком. И одежа. Теплая. Старику впору. Просят простить их. И спасибо за избавленье от беды вам передали.
— И ты поверил? Сам говоришь, бьющий не жалеет, — напомнил Алексей.
— Тот бьющий, кого я имел в виду, тебя не боится. Ему тюрьма не грозила. В этом разница меж ними агромадная.
— Не верю я им! И не согласен!
— Поди скажи о том всему Усолью. Навсегда в дураках прослывешь. И не станут вам верить. Потому как истинно пострадавший, безвинный мученик, не пожелает зла ближнему. И умеет прощать. Тем паче, что о прощеньи поселковые просили. Коль откажешь в том, трудно тебе станет жить и серед нас, — встал Гусев и, протопав к двери, задержался на минуту:
— Харчи ваши на кухне. Забери их. Не то до правды далеко и долго. С голодным брюхом не дожить. А на сытое, глядишь, мозги и просветлеют, дельные мысли зашевелятся. Так-то, инвалид. Иди за жратвой! А о жалобах закинь думать, как и о суде. Они нам — в помеху. Не забывай, кто мы, — вышел, хлопнув дверью.
— А на следующей неделе привезла в Усолье баржа оконные рамы, дверные коробки, стекло, доски, оструганные добела. Даже гвоздей пять ящиков, петли для окон и дверей. И спросив Пескаревых, передали все Алешке под расписку.