Какая странная ситуация, подумал Стейнберг. Он вспомнил, что Анна решила зайти домой, потому что забыла очки, и пришла в лабораторию позже всех. Ему очень не нравилось, что она эти два квартала от киоска до лаборатории проходит пешком одна. Сам он предпочитает этого не делать. Вскоре будет построено новое здание лаборатории, а пока она ютилась в помещении складов вблизи самых опасных в городе трущоб. Редко кто из домовладельцев, сдавая помещение, хотел иметь в нем циклотрон, даже самый маленький.
Патрульная машина № 37, совершающая дежурный объезд в районе Хьюстон-стрит, выехала на Десятую Восточную улицу. За рулем был офицер полиции Том Рид. Его напарник Уолли Херринг, черный, сидел рядом. Они давно забыли о цвете собственной кожи, но о том, что в их районе полная мешанина цветов и наречий они всегда помнили. В этой части Десятой улицы жили верхние классы общества, это был конгломерат старых семейных особняков, лет десять назад превращенных в доходные дома со сдачей квартир в аренду. Многие из домов обветшали, утратили былые прелесть и достоинство, постепенно превращаясь в трущобы. Сеть мелких магазинчиков здесь была предметом постоянного надзора Херринга, опасавшегося частых взломов и краж. В основном это были антикварные лавки, мастерские сапожников и мастеров набивать чучела, лавочки, торгующие испанскими деликатесами, и небольшие картинные галереи.
Дежурство Херринга и Рида кончалось в полночь. Для них это была спокойная ночь, да и погода не подвела. Хорошая погода, тихие соседи.
Херринг заметил фигуру человека, лежавшего между мусорными баками у входа в арку, рядом с подъездом дома № 853. Женщина, выгуливавшая разжиревшего спаниеля, пыталась оттащить его от подозрительной находки. Рид остановил машину у тротуара. Херринг вышел с зажженным фонариком в руке. Женщина, мешая ему пройти дальше, тут же набросилась на полицейского с претензиями.
— Откуда они берутся? Вот что я хочу знать? Откуда?
Собака скулила и тянула поводок.
Херрингу никак не удавалось обойти их.
— Мэм, попробуйте спросить об этом в ближайшем баре и пропустите меня, пожалуйста.
— Какое нахальство у нынешних выскочек, — ворчала женщина и, изменив тон, позвала собаку. — Пойдем, Денди, пойдем.
Рид, наблюдавший все из машины, видел как дама носком туфли пнула собаку в самое уязвимое место. Пес взвизгнул и, повертевшись, стал ластиться к хозяйке. А она захлопотала над ним, словно родная мать над ребенком. Если у нее есть муж, подумал Рид, то сохрани Господь его самого и его уязвимое место.
Херринг быстро обвел лучом фонаря распростертую фигуру и задержался на спине, где увидел небольшой разрез на ткани пальто и растекшееся пятно вокруг него. Полицейский прикоснулся к пятну пальцем, хотя мог бы и не делать этого. — Сукин сын! — выругался он тихо и навел луч фонарика на лицо жертвы. Оно было похоже на лицо обиженного ребенка. Хорошее лицо, как у священника, видимо, добрый был человек, подумал Херринг. На висках он увидел седину. За ухом у бедняги красовалась грязная шишка. — Сукин сын, — снова выругался полицейский, а затем дал волю языку, обогащенному всеми эпитетами улицы, на которой он вырос. Это был необычный для полицейского взрыв эмоций в такой момент. Херринг вернулся к машине.