— Люди ко всему привыкают, — неохотно проговорил Старый, — и, кстати, зря что ли, тот же Индеец, когда в последний раз в Москву ходил — набор гинекологических инструментов, в том числе, привез? Причем ему специально кюреток заказали, и побольше — ими, конечно, можно и помимо абортов много чего делать, те же соскобы для определения рака или еще чего. Только рака сейчас не так много…, вот и думай сам…
— Если это так — нам не выжить, — Крысолов поудобнее перехватил автомат, висящий на груди.
— Китайцы останутся, — пожал плечами Старый. — Кавказ тоже, думаю, скоро оправится, так что за человечество будь спокоен…
…Пулю в башню вгоню
Мёртвому другану.
— Упокойся, братан,
Я стакан подыму… — завывал им вдогонку слабеющий голос певца.
В доме, из которого они вышли сегодня утром этого неправдоподобно длинного дня, вшестером, было непривычно пусто и тихо. Вроде, и не больно то много говорил тот же Кусок, да и Сикока с Бананом были не из болтливых- а все равно, будто эхо отдавалось после каждого слова, произнесенным кем-нибудь из них, троих оставшихся. Слишком много места, слишком много пустых рюкзаков, и почему-то все время хотелось сглотнуть, глядя на куртку Сикоки — с двумя рукавами. Один из них ему уже не нужен…
Что то такое, наверное, чувствовал и Старый — потому что негромко продекламировал:
"…мне не стало хватать его, только сейчас…" — и умолк. Есть не хотелось — нормально подзаправились у Дмитрия, у того на закуску, были разные разносолы, поэтому почистив оружие Артем со Старым легли. Крысолов вызвался дежурить первую треть ночи, Старый взял на себя утро. Так что Артему доставалась не самая хреновая часть дежурства. В поселке гудела музыка, пару раз донеслись пронзительные пьяные крики, до стрельбы, правда, дело не дошло.
— А вообще, Старый, ты задумывался, что делать дальше будем? — спросил внезапно молчащий Крысолов. — Я не о Хане сейчас, выкрутимся, не впервой…и даже не о команде нашей, ополовиненной. Найдем мы бойцов, а нет — пристанем к кому, я не гордый, и под чьим-нибудь началом похожу. Вон Дмитрий сказал — через год — кранты поселку. Я вот про ремесло наше подумал — мы так и будем охотиться, пока нас какой-нибудь еще более навороченный морф не сожрет?
— Не ожидал, вообще-то, командир, — проворчал Старый, — но ладно, раз уж решил поговорить — давай. Все равно не спится, что-то, — он присел на койке, и снова, привычно уже, потер ладонью грудь. — Ты просто, Варьку эту заметил сегодня, так? — вот до тебя и дошло, что человеку все же, рано или поздно, остепеняться пора. Наша профессия, конечно, никуда не денется, — морфов не то, что на наш век — на его, — он кивнул в сторону Артема, — хватит с лихвой. А вот уже добывать — почти нечего стало. Горючка старая — окислилась, консервы проржавели, книги — плесенью пошли, я уже не говорю про одежду… Так что добытчиков — тоже хватит на год-два, причем смертность у них будет — как в Сталинграде на передовой. Плюс, конкуренция обострится. Многие из ребят привыкли на широкую ногу жить — по складам шарясь. Привычка останется, а склады закончатся. Все ли в охотники пойдут, крутое зверье отстреливать? Скорее, друг за дружкой охотиться мы начнем — добычу друг у друга рвать. А там и до налетов на деревни недалеко — опустимся до уровня бандитов, да и то — бандюки, из тех, что поумнее — давно уже с чисто бандитской практикой завязали. И нас начнут стрелять — как мешающий жизни элемент. Наш "золотой" век, вернее пятилетка — близится к концу, братство наше распадется, как только добычи на всех хватать не станет. Потом придется либо прибиваться к сильному анклаву, либо ждать, что тебя подловят свои же, либо однажды на постое всадят пулю в спину местные.