Судя по всему, парашютист должен опуститься на другой стороне поля.
Прикинув примерное расстояние до кромки леса, где он должен был приземлиться, я побежал прямо через поле, сбивая сапогами верхушки пшеницы. Бежать было трудно, высокие ростки пшеницы цеплялись за ноги, из-за чего я пару раз чуть было не упал. Немного срезав путь, я выбежал на узкую полевую дорогу и побежал уже по ней к видневшемуся парашюту который зацепился за верхушку дерева. Судя по дерганьям верхушки и шевелениями купола, приземление прошло успешно, раз летчик пытается сдернуть купол.
Однако когда я подбегал ближе то увидел на обочине лежащие узелки с едой и две лежащие косы, рядом был точильный камень. Шум крови в ушах был довольно сильный, но я подбегая ближе все равно услышал крики. Кричали на русском, в основном мат, и на польском. Предчувствуя недоброе я на бегу достал наган и держа его в руке вломился в заросли кустарника приметив с дороги примерное направление до купола.
В просвете деревьев были видны двое поляков в безрукавках на белых рубахах, которые вилами тыкали пилота, пуская ему кровь, нанося небольшие ранки. Висящая плетью рука не давала тому воспользоваться пистолетом который находился в кобуре.
— Ах вы суки!!! — заорал я на бегу.
Оба немедленно обернулись, один из них то ли в испуге, то ли от неожиданности, резко взмахнул вилами. Остановившись, я несколько секунд смотрел на вилы, вошедшие в грудь летчика, после чего перевел взгляд на поляков от чего один из них испуганно икнул.
Ухмылки уже пропали с их лиц, и они испуганно смотрели на наган в моей опущенной руке.
— Уроды! — сказал я устало. С чавканьем вилы вышли из тела летчика. Парень выдернув их, отчего тело закачалось на парашютных стропах, замахнулся, явно собираясь швырнуть их в меня.
Вскинув наган я с десяти метров, нажимая на спуск выпустил в него четыре пули, после чего направив ствол револьвера на второго который явно собирался сделать ноги, выпустил по нему остальные пули. Присев на так удобно подвернувшийся пенек, я бросив наган на землю закрыл лицо ладонями.
«Твари, какие же они твари. Сволочи, их же под корень уничтожать надо!» — думал я в бессильной злобе.
Мои терзания нарушил шелест травы и стон. Недоуменно подняв голову, я с надеждой посмотрел на летчика, но стонал не он, а тот второй.
— Ах ты сука, живой значит, — крикнул я злобно, и вскочив подбежал к вилам и подхватив их пришпилил поляка к земле. Навалившись всем телом на черенок, я с ненавистью смотрел прямо в глаза немолодого поляка, который закатил глаза и захрипел после чего забившись, замер.