Похоже мы и впрямь стали говорить слишком громко. Неведомый, невидимый некто подслушал. Он тут же решил лишить полковника Ветрова всех доказательств его смелой гипотезы. Багровый восток стал быстро тускнеть. Краски выцвели, картинка смазалась. Складывалось впечатление, что художник, набросавший этот смелый эскиз, вдруг опомнился, устыдился своих фовистских экспериментов и тут же кинулся приводить пейзаж к канонам грязного, серого и до тошноты жизненного импрессионизма. Буквально через несколько минут вокруг уже простирался тот самый мир, который мы так хорошо знали.
— Все, представление окончено, — мне оставалось лишь констатировать очевидный факт. — Солнце поднялось выше. Очевидно под таким углом эффект не наблюдается.
Мне никто не ответил, да и вообще вокруг повисла гробовая тишина. Слышалось лишь дыхание стоящего рядом Лешего. Он глубоко втягивал ноздрями воздух, как видно стараясь уловить в нем новые незнакомые примеси. Зря старался. Очень немногие газы можно вот так запросто учуять на нюх.
— Почему мы не видели этого раньше? — наконец осмелилась подать голос Лиза.
Как по команде все повернулись ко мне. От этих жаждущих правды глаз, от горящей в них надежды, что сейчас подскажут и научат я почувствовал себя Лениным на броневике.
— Наверное, это стало заметно совсем недавно. Может свою роль сыграли температура атмосферы, всплеск солнечной активности или еще что… — Пришлось отвечать первое, что взбрело на ум. Скорее всего именно поэтому уверенности в моем голосе было малость поменьше, чем у вождя мирового пролетариата.
— А мы то, идиоты, надеялись, что воздух очищается, — горестно и вместе с тем зло прорычал себе под нос Нестеров. Милиционера словно оставили последние силы, и он грузно опустился на башню.
— Видать нас и вовсе вычеркнули из списка… окончательно и бесповоротно, — Загребельный задумчиво пробурчал у меня за спиной. — Если дело уже и до атмосферы дошло…
Это было сказано только для меня. А если бы кто и услышал, то все равно вряд ли понял. Зато я понял, ох как понял!
— Но мы ведь до сих пор не чувствуем этих изменений, — из группы, стоящей у борта бронетранспортера, донеслось негромкое восклицание Сергея Блюмера.
— Пока не чувствуем, — поправил аспиранта Соколовский, — только лишь пока.
От этого замечания авиастроитель как-то сразу скис. Похоже, у него имелась какая-то теория, но капитан одним махом вышиб из-под нее весь фундамент.
— И чего теперь делать? — несколько потерянным голосом поинтересовался прапорщик ВДВ. — Эта хрень… она ведь происходит повсюду, от нее ведь не спрячешься, не сбежишь.