Он с напряжением восстанавливает в памяти этот момент. Именно это мне и нужно. Надо, чтобы его воспоминания разбились на фрагменты, чтобы он работал на малых оборотах.
— И потом? — поощряю я его осторожно.
Он надувает губы своего заднего отверстия, потом продолжает:
— Шофер завел мотор, и туг кто-то попросил подождать, потому что к автобусу бежал один из слушателей.
Он хмурит брови.
— Вот те на! А опоздавшим-то был Канто, тот парень, который вчера на лекции сказал, что ему надо к дантисту.
И тут у меня в мозжечке начинает царапаться своими маленькими лапками маленькая мышка, Милые мои девочки, дело-то продвигается; ведь продвигается!
— И потом? — говорю я со вздохом, напоминающим последний вздох.
Ракре продолжает выражать свои мысли вслух сразу с двух концов, но я прислушиваюсь только к тем звукам, которые идут из верхнего конца.
— Шофер подождал. В общественном транспорте все происходит по-родственному. Товарищ Канто поднялся в автобус. И сел на переднее сиденье рядом с водителем. Автобус тронулся. И тут Бардан вскакивает с места и кричит: «Остановите! Остановите!» И, ничего не объяснив, выскочил через заднюю дверь.
— А с кем он сидел?
Ракре задумывается.
— С Безюке, я думаю. Знаешь, такой высокий блондин со шрамом на подбородке?
— Он спит в одной спальне с Канто, этот парень?
— Точно, это его товарищ по боксу. Ты куда, Белоснежка?
Я быстро набрасываю халат.
— Некогда объяснить, но я тебе напишу, — обещаю я.
Блондин Безюке читает трактат Апэна-Бонлара о педерастии у планктонов. Это прилежный слушатель, отличник. Он первый по огрызкам ногтей, первый по поддельным чекам, первый по инсектицидам, второй по реанимации, второй по слухам среди населения, второй по судебным актам с предупреждением, третий по личному обыску, третий по разгону скоплений людей, третий по борьбе с распространителями листовок. Он получил первую премию «Гран при» за научную работу «О чрезвычайном положении», просто премии за работы «Усиленные наряди полиции», «Типы печатей» и похвальный лист за «Обыск». Это я к тому, чтобы вы немножко поняли, что это не рядовой человек. Я сажусь на кровать у него в ногах без всякого предупреждения, тем более, что ни он, ни я не принадлежим к Национальному обществу железных дорог[31].
— Извини за беспокойство, товарищ, — говорю я ему. — Представь себе, что мы занимаемся частным расследованием событий, которые здесь произошли. Я и Ракре.
— Он смотрит на меня поверх своих очков в золотой оправе.
— Похвальная мысль, — соглашается он.
— Кажется, ты сидел в автобусе рядом с Барданом, перед тем, как он вышел?