— Вы, конечно, не намерены установить за мной личное наблюдение?
— А как мне еще узнать, что ты собираешься делать? — Он вошел в гардеробную и стал перебирать платья, которые висели там ровными рядами. — Сделает это тебя счастливой или нет, — сообщил он несколько приглушенным голосом, — я намерен довести дело до конца. Я же не могу допустить, чтобы ты скряжничала из-за своей глупой гордости.
— Из-за моей глупой гордости? — озадаченно повторила Кэрин, не глядя в сторону Гая.
— Вот это! — Он вернулся к ней, похлопав ее по щеке. — Примерь вот это, если уже не примерила. Черт возьми, я уверен, что ты в достаточной степени женщина, чтобы выглядеть красиво.
— И вы думаете, платье мне в этом поможет?
Гай оставил без внимания ее сарказм, пристально глядя на заливающуюся краской матовую щеку цвета слоновой кости.
— Поможет!
Кэрин выпорхнула из его рук, вошла в гардеробную и закрыла длинную дверь с зеркалом таким жестом, будто она умывает руки. Белое платье из тафты с муаровой отделкой соскользнуло на пол. Так оно ужасно, да? Кэрин кипела от бессильной злобы. На самом деле, оно вовсе не ужасно! Некоторые из учеников говорили, что оно им нравится. Она влезла в прекрасное расклешенное платье из шифона, отказываясь сначала признать свое преображение; потом рассмотрела себя в зеркале, приведя в порядок глубокий вырез и маленький драпированный корсаж. Она, еще никогда в жизни, не осмеливалась столь откровенно показывать свою кожу молочной белизны. Но, по крайней мере, это еще не так неприлично! Просто здесь этого может показаться недостаточно. Она толкнула дверь и быстро заговорила, чтобы скрыть свое смущение:
— Вам придется «молнию» закрепить на этом месте, большего я допустить не могу!
Она повернулась к нему гладкой спиной цвета слоновой кости, и он одним точным движением сделал все необходимое, а потом его руки ненадолго задержались на ее тонкой талии. В зеркале Кэрин увидела его глаза, и сердце ее лихорадочно забилось. Физическая привлекательность Гая была для нее своеобразной ловушкой. У них не было никаких оснований для дружбы. В действительности, они оба скользили по тонкому льду антагонизма.
Ее голос звучал по-прежнему доброжелательно, хотя это стоило ей больших усилий:
— Я чувствую себя кем-то вроде Лукреции Борджиа, нарядившейся для какого-то важного задания. Вы уверены, что не хотите поразить одного из своих деловых партнеров? Ну, знаете, чтобы испробовать на нем мои женские уловки для семейной выгоды?
Гай рассмеялся довольно ехидно.
— Чтобы не быть к тебе немилосердным, Кэрин, скажу, что ты не способна ни на какие уловки. Ты прямодушна, как дитя, и это меня тревожит!